Владилен Цыганов - История Индонезии. Часть 2

Как представляется, переход к «направляемой демократии» произошел вследствие незрелости общественной политической ситуации и неготовности страны к установлению парламентской демократии. Новая система была способом временного мирного сосуществования. Оно составило недолговечный период неустойчивого равновесия сил между правым лагерем, возглавлявшимся сухопутными силами армии, и левым во главе с Сукарно, мелкобуржуазным революционным национал-популистом, который пытался занять надклассовую, надпартийную позицию и стать гарантом национальной стабильности [73] Позже глава государства вспоминал: «Приведение к присяге Стабилизатора общества по имени Сукарно в качестве пожизненного президента было сочтено единственным средством убедить коммунистов в том, что ультраправые не захватят власть; мусульман — что этого не сделают коммунисты, и всех — что это не будет совершено и армией» (Сукарно. Автобиография. 1965, С. 282). . При этом отношение лагерей эволюционировало от сотрудничества через отчуждение к противостоянию и созданию биполярной структуры власти, ибо их стратегические цели были противоположны.

Армейская верхушка, эксплуатируя выгоды чрезвычайного положения и национализации голландских предприятий, проходившей под ее эгидой, а также поддержку Запада, шаг за шагом консолидировала свой лагерь (кабиров, помещиков, часть госаппарата и интеллигенции, зажиточных сельских хозяев). Она вела дело к завершению кабирством развернутого им процесса первоначального накопления, к сокрушению КПИ, отказу от курса на «индонезийский социализм», свертыванию аграрной реформы, полному запрету забастовок и мастных манифестаций, отходу от леворадикальной внешней «политики маяка». В сложившихся обстоятельствах это означало: ставку на устранение президента и разгром левого лагеря.

Сукарно, опирающийся на низы государственного аппарата, на крестьянство, часть рабочих, на леворадикальные националистические партии и в возрастающей степени на КПИ, уже летом 1959 г. выдвинул в качестве стратегической цели «социализм по–индонезийски», другими словами, призвал к переходу ко второй (социальной) фазе революции. Однако то ли выжидая, питая иллюзии, что возглавляемая им автократическая по форме система в какой–то момент откроет возможности для мирного, бесконфликтного перехода общества в новое качество, то ли попросту безотчетно страшась нарушения «классового мира» и национальной стабильности, президент медлил, не предпринимая решительных действий. Противоречия «загонялись вглубь».

Результатом была утрата политической инициативы. Не располагавший собственной политической армией, жестко ограничивший политическое действие масс, явно преувеличивший значение патерналистских и коммуналистских норм и ценностей, предложенных взамен, и наконец, неоправданно переоценивший свое могущество, Сукарно в начале 1960‑х гг. мог оставаться не более чем компромиссной фигурой, лишь до поры до времени устраивавшей и правых, и крайне левых. Его политика, как справедливо отмечают наши историки, «определялась соотношением сил в стране и составляла их подвижную равнодействующую». Однако по мере ограничения демократических прав и свобод в роли опоры президента все более выступал не подвергавшийся реорганизации коррумпированный деградирующий государственный аппарат (или, по крайней мере, большая его часть). Одновременно правый лагерь консолидировался и креп. В результате политическая линия Сукарно волей–неволей смещалась вправо.

Только в самом конце 1964 г. и в первые 9 месяцев следующего Сукарно делает ряд запоздалых шагов, знаменующих качало перехода к социальной фазе революции, но не потому, что он дождался выгодного момента, обеспечивавшего мирный, бесконфликтный переход к новому общественному строю, в поскольку недвусмысленное, порой демонстративное неповиновение армии своему верховному главнокомандующему ставит под вопрос дальнейшее существование левого лагеря вместе с его лидером. Запрет гражданских свобод и прав, деактивизация народных масс теперь бумерангом ударили по Сукарно и его союзникам.

Революция и завоевание независимости положили начало сдвигу в сферах идеологии, общественного сознания и культуры. Со всей остротой встали вопросы места и роли искусства в общественной жизни социальной и политической позиции художника, соотношения общеиндонезийской и локально–этнических культур и всех обозначенных выше с мировой цивилизацией. Актуальной стала проблема самобытности индонезийского искусства. Острее, чем когда бы то ни было до этого, на развитии культуры отразились политические преобразования и идеологическая борьба в стране.

Исследуемый двадцатилетний период можно условно подразделить на три этапа. На первом (1945—1952) сказалось воздействие послевоенного революционного подъема, отчасти даже своеобразная эйфория, убеждение, что с завоеванием политической независимости сами собой разрешатся и канут в Лету экономические трудности, социальное неравенство и т. п. Второй (1953—1959) многими художниками страны воспринимался как период спада: экономического, социального и морального кризиса, падения нравов и забвения революционных идеалов — этап упадка и разброда. Это отразилось, в частности, в литературе резким сокращением издания романов и повестей; вновь, как и в период японской оккупации, на первый план вышли малые формы: новелла, эссе, стихотворение, одноактная драма. Наконец, для третьего этапа (1959— 1965) была характерна резкая идеологизация и политизация литературного процесса и искусства в целом, производные социальной поляризации Индонезии.

Литература. Литераторы, смело вышедшие в годы революции на авансцену культурной жизни страны, получили с 1948 г. наименование «Поколение 1945 г.». Среди них наиболее заметными были уже упоминавшиеся выше поэт–бунтарь Р. Анвар, выпустивший в 1948—1949 гг. три сборника стихов, и прозаик Идрус. Появились и новые имена. Прежде всего это классик индонезийской прозы яванец Прамудья Ананта Тур (р. 1925 г.); два соратника X. Анвара–Асрул Сани (р. 1926 г.) и Риваи Апин (р. 1927 г.) — оба минангкабау; сунданцы А. Карта Михарджа (р. 1911 г.) и Утуй Татанг Сонтани (1920—1979), поэт–батак Ситор Ситуморанг (р. 1924 г.), яванцы–прозаики Трисно Сумарджо (1916—1969) и М. Димьяти (р. 1913 г.), поэтесса и романистка С. Рукиах, яванка (р. 1927 г.). Многие из них с 1947 г. группировались вокруг постоянной литературной рубрики «Гелангганг» (Арена) в близком к СПИ журнале «Сиасат» (позже они называли свою группу «Арена свободных деятелей искусства»). Примыкал к этой группе также ряд живописцев и скульпторов (М. Апин, Хенк Нгантунг, Басуки Ресобово, М. С. Бахаруддин).