Джеймс Фелан - Одиночка

— Ай!

Я вскрикнул от неожиданности: тихонько подошла Пейдж и положила руку мне на плечо.

— Всё в порядке?

— Да, — ответил я, вынимая карту из камеры. — Извини. Это я от неожиданности.

— Пойдём, кое-что тебе покажу.

Она набросила на плечи теплую куртку и жестом позвала за собой. По пути я прихватил свою любимую спасательскую куртку, лежавшую на сумке в холле, — в кармане чувствовалась тяжесть пистолета.

Мы с Пейдж стояли на замерзшей крыше почти в полной темноте. Рассвет только-только начинался. Кроме нас здесь никого не было. Пейдж подвела меня к телескопу, махнула рукой через Гудзон и, пока я настраивал оптику, подошла очень близко.

— Ха! — вырвалось у меня.

— Что?

— Я уже видел эти огни, — сказал я, вспомнив, как из небоскреба наблюдал за Нью-Джерси, и заметил, как в целом здании разом вспыхнул свет. Хорошо, хоть это не оказалось игрой моего воображения, в отличие от много другого, пережитого за последние дни.

— Они зажглись прошлой ночью, — сказал Пейдж. — Ты их вчера видел?

Я покачал головой.

— Почти неделю назад. Я потому и ушёл на Лодочную пристань, чтобы переправиться на тот берег, в Нью-Джерси.

— Как думаешь, там прячутся люди, или автоматика срабатывает?

— Понятия не имею.

Я внимательно рассматривал в телескоп район: ни единого движения, ни единого признака жизни.

— Отсюда не разберёшь. Если бы подойти ближе…

Пейдж прижалась ко мне и одной рукой обняла за талию.

— Я хочу, чтобы ты был ближе, — сказала она, опуская голову мне на плечо. В первых тусклых лучах солнца я видел, как в глазах девушки мерцают блики. Немного нагнувшись, я жадно поцеловал её. Сквозь нахлынувший жар я почувствовал, что губы у неё пахнут клубникой. Неужели мне показалось? Она поцеловала меня в ответ. Я отшатнулся и провел пальцем себе по губам: она накрасилась блеском. Сколько же воспоминаний вызвал во мне этот аромат!

— Клубничный. Тебе ведь нравится такой? — спросила Пейдж.

Она подалась вперёд, и я снова поцеловал её. По щеке у неё скатилась крупная слезинка и упала мне на руку. Не буду кривить душой: я целовался с Пейдж и думал об Анне. Мне хотелось, чтобы она была похожа на неё, только вот по-другому. Внезапно Анна исчезла — остались только крашеные волосы Пейдж, вызывающе — красные губы.

— Не могу, — сказал я, отошел на другой конец крыши и уставился на улицу.

— А если ты уйдешь сегодня, и мы больше никогда не увидимся? — спросила девушка, подходя ближе.

— Не говори так.

— Но ведь это возможно, разве нет?

Она сделала шаг вперёд и снова попробовала меня поцеловать.

— Пейдж, я не могу…

— Тогда думай о ней.

— Что?

— Думай об Анне. Ведь ты её представляешь, хочешь, чтобы она была здесь?

— Зачем ты так?

Пейдж молчала.

— Анна умерла, её нет.

— Зато я есть.

— Уверена? По-моему, ты так стараешься казаться кем-то другим, что совсем забыла, какая есть на самом деле.

Пейдж отвела глаза.

— Я думала, тебе понравится.

— Ты мне нравишься сама по себе, Пейдж.

— Правда?

— А почему нет?

Она прикусила нижнюю губу.

— Мне хотелось узнать, как это.

— Что «это»?

— Как это, когда тебя любят так сильно. Как ты любил Анну.

— Она умерла, Пейдж. Конечно, она мне нравилась, но я говорю о ней так, потому что её больше нет. — Я обнял Пейдж. — Поверь мне, тебе повезло гораздо больше.

Теперь я лучше понимал её: ей хотелось чувствовать не только отчаяние и одиночество — вот и всё. Ей было нужно, чтобы её любили, за ней ухаживали, в ней нуждались, чтобы она принадлежала кому-то. Да, она была частью большой группы — и была совершенно одинока. Она надеялась на иное будущее, но я не в силах был его обещать.

Я больше не понимал, что такое дом. Да, отец и друзья, оставшиеся в Мельбурне, не выходили из головы, мне даже казалось, что моего возвращения ждёт мачеха. Но я перестал воспринимать связывать их с домом. Мое представление о нем постоянно менялось: домом был для меня Рокфеллеровский небоскреб, затем зоопарк, теперь мой дом, пожалуй, оказался здесь. Домом становилось то место, где находились мои друзья. Я появился здесь, чтобы убедить остальных уйти из города, а насколько я сам готов все бросить? Где два дня, там и три, где три, там и четыре…

— Джесс…

— А?

— Смотри! Видишь? — Пейдж показывала на улицу.

С нашего места на крыше было видно, как, раздвигая тучи, восходит солнце. Я проследил её жест: по улице быстро бежал человек, прямо ко входу.

— Это Боб!

Я понёсся вниз по ступенькам. Не останавливаясь, миновал тамбур и подскочил к воротам: я открыл их ещё до того, как Боб постучал.

Боб забежал внутрь, лишь слегка махнув рукой, и тут же согнулся пополам, опершись руками о колени.

Я выглянул за ворота: на улице было пусто и спокойно.

— Боб, ты как?

Вместо ответа он распрямился и ухватился за трос, чтобы быстрее закрыть ворота.

— Боб, что такое?

— Скажи… всем… на нас… сейчас… нападут, — задыхаясь выговорил Боб.

— Я старался оторваться от них. Черт!

Кроме меня и Боба на крышу взбежало ещё шестеро мужчин.

Перед центральным входом с визгом затормозили два огромных полноприводных внедорожника: в каждом таком помещается минимум восемь человек. Двери распахнулись и из машин повыскакивали люди, одетые в какие попало зимние вещи. Почти все держали в руках автоматы.

— Что будем делать? — спросил я, кладя палец на курок пистолета и опускаясь за козырек крыши. У нескольких наших я заметил обрезы, у одного парня была какая-то древняя винтовка, ещё у пары человек — пистолеты. — В перестрелке нам их не взять.

Боб кивнул в знак согласия, но остальные, судя по взгляду, придерживались другого мнения. Но выбора все равно не было?

— Может, если мы начнём стрелять все сразу, удастся их отпугнуть, — сказал я.

В это время люди внизу протянули от одной из машин толстый трос и зацепили его за створку ворот.

— Есть предложение получше, — раздался голос и звякнуло стекло. Я обернулся: говорил тот самый учитель, на урок которого мне недавно довелось попасть. — Достаточно поджигать и бросать эти бутылки, только очень осторожно, главное, не уронить здесь. — Он выставил на землю ряд широкогорлых бутылок, заполненных какой-то воспламеняющейся жидкостью; из каждой свисал фитиль.

Моментально восемь бутылок разошлись по рукам. Вблизи было видно, что внутри находится ещё одна малюсенькая закрытая пробкой бутылочка с жидкостью. Учитель включил горелку и мы быстро подожгли фитили.

— Бросаем!

Бутылки с зажигательной смесью полетели в наших врагов.

Бах! Бах! Бах!

В ответ раздались автоматные очереди. Донёсся звон битого стекла. Дико закричали люди. Улицу внизу охватило пламя, яркие языки которого окрасили рассветное небо.