Джеймс Фелан - Одиночка

— И вы уйдёте?

— Если Боб скажет, что туннель свободен.

— Всей группой?

Даниэль поправил сползший на глаза бинт.

— Хорошо бы. Но если не получится, уйдём с теми, кто захочет.

В горле собрался комок. Мне предстояло сыграть важную роль в убеждении остальных, а значит, придется задержаться до вечера. Фелисити с Рейчел будут волноваться, но выбора у меня нет: нельзя упускать такой шанс. Может, пока мы с Бобом и Даниэлем в городе, Пейдж переговорит с отцом, может, он хотя бы попробует взвесить аргументы «за» и «против» и придёт к выводу, что уходить группой — единственно верное решение.

— Если туннель свободен, мне нужно будет оставить Челси Пирс пораньше, забрать девчонок из зоопарка. А с вами встретимся на месте.

— Именно, — согласился Даниэль. Мы пошли наверх. Он приблизился к ногам распятого Иисуса — фигура Христа была крупнее человеческой — склонил голову, закрыл глаза и стал молиться.

— В одном из выступлений мэр Нью-Йорка сказал, что старая система водоснабжения — ахиллесова пята нашего города; если что-нибудь случится хоть с одной её частью, город окажется на коленях, — говорил Даниэль, и эхо множило его слова в пустом помещении. — Он говорил о возможном апокалипсисе. Мы оказались в гораздо худшей ситуации, Господи, поэтому я прошу Тебя: помоги нам выбраться из неё.

— Давай подъедем к тротуару, — попросил Даниэль.

Я сбросил скорость и припарковался, но мотор глушить не стал. Видимость стремилась к нулевой, хотя было только начало одиннадцатого. Небо затянуло чёрно-сизыми тучами, а снег валил такой стеной, что свет фар не пробивал её, а отражался и освещал наши лица. Утешало лишь то, что в кабине тепло.

— Как там Боб?

— С ним всё будет хорошо, — сказал Даниэль. — Тут носки собственных ботинок не разглядеть, так что и его никто не заметит.

Я улыбнулся. Конечно, с ним все будет хорошо: даже я вон сколько времени продержался один, а ведь он меня почти вдвое больше.

— Откуда Боб столько знает про коммуникации?

— Он работал на Департамент по защите окружающей среды. Говорит, как-то провел под землёй три месяца, вместе с водолазами: так и жил, не выходя на поверхность, занимался ремонтом старых туннелей. Даже представить сложно! Жить в маленьком домике под самым городом, спрятанным под землёй на такой же глубине, на какую высоту Крайслеровский небоскреб поднимается в небо. Веришь?

— Я теперь всему верю. И удивить меня после всего очень сложно.

— Верно. Боб говорит, там очень жарко, не то что на поверхности. Если на улице мороз, то под землёй не меньше двадцати градусов тепла, мелкий туман и пары.

— Да уж, после нынешней погодки мы там окажемся как в тропиках на курорте.

— Смотри-ка! — Даниэль махнул рукой через улицу. Сквозь густую пелену снега я различил на той стороне отель и несколько магазинов. — Раз уж мы все равно тут застряли, давай глянем: вдруг найдём что-нибудь полезное.

— Без проблем. — Я заглушил двигатель, сунул ключи в карман, и мы побежали через дорогу. Ледяной ветер сек по лицу и шее; за пару мгновений я промерз до костей.

— Еле-еле, — выдохнул я, протискиваясь через приоткрытые в холл отеля двери, которые, по — видимому заело. Даниэль шёл вторым, но, как мне показалось, попал внутрь без особых проблем.

— Бобу путь сюда закрыт, это точно, — сказал я, и Даниэль засмеялся.

Мы осветили помещение фонариками: в отличие от большинства других отелей и магазинов, разворованных и полуразрушенных, этот выглядел совершенно нетронутым. Одна из дверей вела в небольшой отельный магазинчик, торговавший всем понемногу. Я выбрал новые часы — в моих треснуло стекло циферблата. Даниэль взял себе ещё одну куртку. Мы сняли с полки две сумки на колесиках, чтобы собирать в них то, что покажется нам нужным.

— Поищем кухню, — предложил Даниэль. Мы пересекли вестибюль, открыли несколько дверей, за которыми оказались офисы и туалет, и, наконец, оказались в огромном банкетном зале, полностью выгоревшем изнутри. Луч фонаря не доставал до стен, высвечивая только обугленный пол и остатки мебели.

— Шикарный интерьерчик…

Сгоревший ковёр трещал при каждом шаге так, будто мы ступали по засыпанной толстым слоем сухих листьев дорожке в осеннем парке.

— Вон дверь, — сказал Даниэль, и мы направились к паре блестящих в луче фонарика медных ручек в углу темного помещения. За нами подымались и оставались висеть в воздухе облака густой пыли, похожие на клубы сизого дыма.

Двустворчатая дверь скрипнула, и мы увидели сияющую начищенной нержавейкой кухню, которой совершенно не коснулся пожар.

— Много брать не будем: только то, что легко унести.

— Ура! — завопил я. Продуктов в кладовке оказалось просто море. Я вспомнил квартиру в Рокфеллеровском небоскребе, набитую запасами так, что хватило бы на несколько лет. — Да этой едой полсотни человек будет питаться несколько лет!

— А то и дольше, — согласился Даниэль. Он ушёл в дальний конец кухни, и голос его звучал глухо.

Внезапно я осознал смысл собственных слов. Нужно готовиться к уходу — в Челси Пирс нам остаются считанные часы, а мы по-прежнему думаем в категориях недель и месяцев. Я добавил:

— Будем надеяться, они нам не пригодятся.

Я стал грузить в сумки коробки с шоколадом, печенье, банки с вареньем и разные консервы. Помня о том, что дверь заклинило и выход из вестибюля на улицу очень узкий, я не набивал сумки доверху — только до половины; затем поволок их по кафельному полу к Даниэлю. Тот как раз положил на язык две болеутоляющих таблетки и запил водой из бутылки.

— Как вы себя чувствуете?

Он кивнул в знак того, что все в порядке. Вдруг мы оба дернулись от резкого звука.

В банкетном зале кто-то был.

Я бросился через кухню, притормозил возле двери и, хотя старался не шуметь, ударился плечом о висевший на стене огнетушитель. Чтобы немного приглушить свет фонарика, закрыл ладонью стекло.

Приложив ухо к щели между дверными створками, я слушал: из зала снова донёсся шорох. Я полез в карман за пистолетом. Черт! Оружие осталось в рюкзаке, а рюкзак — в машине.

Больше не доносилось ни единого звука. Может, там просто что-то упало само по себе? Я оглянулся на Даниэля: он не шевелился, настороженно прислушиваясь.

Я снова повернулся к дверям: из щели на меня смотрели безумные глаза.

Раздался утробный рык.

Я отпрянул назад. В этот же миг двери распахнулись и в дверном проеме возникли из темноты Охотники. Трое. Ударом ноги я захлопнул одну створку: с глухим стуком она сбила первого Охотника с ног.

Проповедник бросился на двери и оттеснил нападавших обратно в банкетный зал. Поднявшись на ноги, я навалился на вторую створку, но мы не сумели сдержать Охотников: они ломились с такой силой, что после короткой борьбы мы с Даниэлем оказались на скользком кафеле.