Джеймс Гарднер - Планета бессмертных

– Потому что…

Я собиралась сказать, что заметила бы, если бы появился кто-то новый; однако не исключено, что это было не так. Вдруг женщина пришла, когда я спала?

Но нет, она не могла быть моложе меня. Мой ум работал живо, а эта старуха снова начала погружаться в сон. Взгляд стал рассеянным; огонь, полыхавший в глазах, пока она осыпала меня бранью, подернулся пеплом. Я подхватила ее под мышки, приподняла и прислонила к стене Башни. Услышав звон стекла по стеклу, Уклод состроил гримасу… но я-то знала, что скорее стена разрушится, чем женщина пострадает хоть самую малость. Мы крепче любых стен.

– Проснись! – закричала я в лицо женщине. – Не засыпай!

– С какой стати? – От столкновения со стеной глаза у нее отчасти сфокусировались, но голос звучал, как у капризного ребенка, не желающего покидать постель.

– Потому что, оставаясь бодрствующей, ты сможешь вести интересную жизнь и совершать великие дела.

– Какие, например?

– Ну… – Я оглянулась в поисках вдохновляющей идеи, увидела расчищенную дорожку и вспомнила, зачем, собственно, разбудила женщину. – Мы сможем выяснить, кто расчистил дорогу от двери до меня.

– Я и так это знаю, – ответила она. – Действительно, было интересно… Вроде того… Думаю… – Ее голос постепенно затихал.

– Не спи! – крикнула я. – Не спи, поговори со мной! – В ярости я сунула под нос женщине свой топор. – Не спи, а то отрублю тебе округлости.

– Мисси! – Уклод в страхе уставился на топор. – Что, черт побери, ты делаешь?

– Пытаюсь договориться, – сказала я и, лишая его возможности прервать меня, снова обратилась к женщине: – Расскажи мне! Расскажи, какую интересную вещь ты видела!

– Здесь был чужеземец, – сварливым тоном начала она. – Большой такой, белый… похож на животное, но больше буйвола и без головы.

– Где же тогда у него были уши? – удивилась я.

– Какие еще уши? Ни глаз, ни носа, ни рта – ничего у него не было, потому что и головы не было. Ты что, не слушаешь меня?

– Слушаю, слушаю. И что, этот безголовый зверь расчистил дорогу ко мне?

– Он не дотрагивался до нас, но каким-то образом передвинул. Всех. Мы поднялись над полом и разлетелись в стороны. Потом он унес твое тело, а когда принес обратно, ты была уже жива.

– Я всегда была жива. Подумаешь, падение! Такие, как я, от этого не умирают.

– Поначалу ты не выглядела живой, – сказала женщина. – Но тебя унесли, а когда принесли обратно… – Она опять перешла на шепот.

Пришлось еще раз грохнуть ее об стену.

– Не спи! Разве это не интересно – ну, что я выглядела мертвой, а потом снова ожила? Разве тебе не хочется найти этого безголового зверя и выяснить, зачем он все это делал? Выходит, я оказалась замешана в какие-то удивительные события, и если ты составишь мне компанию, мы вместе… Не спи! Не спи!

Я с силой ударила ее. Никакой реакции. Я снова замахнулась, но Уклод схватил меня за руку.

– Хватит, мисси, – сказал он. – Ты забила ее до обморока.

Я посмотрела на женщину. Она начала сползать на пол – но не из-за моих ударов, фактически даже не разбудивших ее.

И пока все это происходило, никто вокруг и глаз не открыл. Предки до того устали, что им на все наплевать. Женщина была самой бодрой из них; и все же не настолько, чтобы проснуться окончательно.

Может, в этой Башне таких вообще не было. И в городе. И на всей планете.

Уклод больше не сжимал мое запястье. Просто сказал:

– Давай выбираться отсюда.

И мы ушли.

Снаружи шел снег. Снежинки падали мне на плечи и на мостовую.

Снег проникал в город через огромную дыру в крыше. Этот город – я не знала его подлинного названия, но про себя называла его Весловилль – был построен глубоко в толще горы, внутри огромной пещеры. Сейчас он выглядел пустым и покинутым, только тысячи или даже миллионы предков спали в своих светлых Башнях. Все остальные огни были погашены; следящие механизмы не хотели зря тратить энергию.

Когда-то пещера была полностью изолирована от внешнего мира; но потом моя лучшая подруга Фестина, призвав на помощь Науку, пробила огромную дыру в каменной крыше и пролетела сквозь нее на самолете. И хотя это произошло четыре года назад, городские ремонтные машины все еще не заделали повреждение… что меня, по правде говоря, сильно огорчило. Машины должны работать автоматически, без понуканий: ремонтировать поломки и защищать людей от «жестокого мира». А теперь этот самый мир чувствовал себя в Весловилле как дома, и снежный буран, с арктической свирепостью бушевавший в горах, врывался и сюда, а через дыру в крыше сыпался снег.

Почему повреждение не было починено? Может, городские машины тоже устали, как люди, и ими овладело вялое безразличие? Нет, мне не хотелось так думать… Неужели весь мой мир оплывает, словно горящая свеча? Я постаралась выкинуть из головы грустные мысли, сосредоточившись на том, что происходило здесь и сейчас.

А что происходило здесь и сейчас? Я стояла на открытом воздухе; дыра находилась высоко над нами, выше городских башен. Ветер со свистом врывался в нее, однако на пути вниз ослабевал; наверху снежинки крутились в диком водовороте, но, падая вниз, теряли свою энергию. На уровне моего лица они опускались уже совершенно спокойно.

– Бр-р-р! – Уклод удивленно разглядывал белый поток, льющийся на город. – Откуда это взялось?

– Это снег, – ответила я. – Снег – погодное явление.

– Десять минут назад никакого такого погодного явления не было. Хотя… в горах обстановка быстро меняется. Подайте мне жаркое, влажное побережье – вот это я понимаю!

– Ничего подавать тебе я не собираюсь! Рассказывали мне, как вы, чужаки, стараетесь завладеть землей других рас. Попробуй только предложить мне бусы и прочие безделушки, сразу разобью тебе нос.

– Ты все неправильно поняла, мисси. Я здесь не для того, чтобы тебя огорчать. – Маленький человек усмехнулся. – Напротив, я надеюсь, что, может, вместе мы сумеем огорчить других людей.

– А эти другие люди плохие?

– Законченные ублюдки.

– Тогда ими стоит заняться. Никогда не испытывала жалости к ублюдкам, тем более – к законченным.

Я пошла в сторону центральной площади, где снег падал гуще. На самом деле снег – прекрасная вещь: он так приятно холодит руки, а когда снежинки тают на коже, остаются очень милые капельки воды. Я из тех, кто не носит одежду даже зимой, и такие капельки очень мне идут.

Коротышка Уклод ковылял сбоку, бормоча что-то про снег; он, судя по всему, был теплолюбивым созданием, неподготовленным к мелаквинской зиме. Его кожа посветлела, приобретя бледно-желтый оттенок, похожий на цвет мертвой травы. Страдать от холода он никак не мог, поскольку, несмотря на дыру в крыше, в городе было тепло. (Снег вокруг нас таял, едва коснувшись мостовой.) Однако кожа Уклода, похоже, очень сильно реагировала на любое, даже совсем незначительное изменение внешней среды.