Ричард Морган - Пробужденные фурии [litres]

Эти слова звучали в моей голове эхом еще долго после того, как мы оставили Сосеки Коя готовиться и покатили на жуке обратно вдоль Полосы. Эти слова – и простой вопрос. Простое убеждение, которое стояло за ним.

Разве пробудившегося и мстительного призрака недостаточно?

Но для меня вопрос звучал иначе. Потому что я обнимал этого призрака и смотрел на лунный свет на полу хижины в горах, пока она ускользала от меня в сон, не зная, проснется ли вновь.

Если ее можно пробудить, я не хотел оказаться тем, кто скажет ей, кто она. Не хотел видеть ее лица, когда она узнает правду.

После этого события замелькали быстро.

«Есть мысль и есть действие , – однажды сказала молодая Куэлл, свободно воруя, как я узнал позже, у древних самураев, предков планеты Харлан. – Не следует их путать. Когда приходит время действовать, мысль уже должна быть завершена. Когда начнется действие, для мысли уже не останется места».

Бразилия вернулся к остальным и выдал решение Коя за свое. Это вызвало у серферов, которые не простили меня за Санкцию IV, всплеск протестов, но они быстро угасли. Даже Мари Адо отбросила враждебность, как сломанную игрушку, когда стало понятно, что я имею к вопросу косвенное отношение. Один за другим в окрашенных закатом тени и свете общей гостиной мужчины и женщины Пляжа Вчиры давали свое согласие.

Похоже, пробудившегося призрака будет достаточно.

План налета сложился со скоростью и легкостью, которые самым впечатлительным могли бы показаться благосклонностью богов или провидением. Для Коя это просто был поток исторических сил, не более сомнительный, чем законы гравитации или термодинамики. Лишь подтверждение, что час пробил, политический котел вскипел. Разумеется, он перельется через край, разумеется , капли упадут все в том же направлении – на пол. Как иначе?

Я сказал, что, по-моему, это просто удача, а он только улыбнулся.

В любом случае все шло одно к одному.

Кадры:

Голубые Жучки. Они давно уже почти не существовали как организация, но членов старой команды хватало, чтобы образовать костяк, соответствовавший легенде. Новички, притянутые за прошедшие годы гравитацией легенды, составляли число, с которым следовало считаться, и заявляли о своей принадлежности к банде. За это время Бразилия научился доверять некоторым из них. Он видел их в серфинге и видел их в бою. Самое важное – он видел, что все они доказали восприимчивость к максимам Куэлл и способность жить полной жизнью, когда вооруженная борьба была неуместна. Вместе старички и новички были силой, настолько близкой к спецотряду куэллистов, насколько это возможно без машины времени.

Оружие:

Обыденно припаркованный боевой скиммер на заднем дворе Коя символизировал тенденцию, которая охватывала Полосу вдоль и поперек. Жучки были не единственными специалистами по крупным ограблениям, что залегли на Пляже Вчира. Что бы ни притягивало Бразилию и ему подобных к волнам, оно так же легко проявлялось в непреодолимой склонности к нарушениям закона всех видов и мастей. Город Духа был полон отошедших от дел бандитов и революционеров, и казалось, никто из них не мог расстаться с любимыми игрушками навсегда. Тряхни Полосу – и железо посыплется, как ампулы и секс-игрушки из простыни Мици Харлан.

План:

Переусложненный, как считало большинство из команды Бразилии. Утесы Рилы имели почти ту же дурную славу, что бывший штаб тайной полиции на бульваре Симацу – тот самый, который член Черной бригады Ифигения Деме превратила в дымящийся щебень, когда ее пытались допросить в подвале, но лишь активировали имплантированную в нее энзимную взрывчатку. Желание повторить то же самое в Риле висело в доме ощутимым зудом. Не сразу удалось убедить самых горячих среди новообращенных Жучков, что прямая атака на Утесы будет самоубийством куда менее продуктивного свойства, чем у Деме.

– Как их винить, – сказал Кой, в голосе которого вдруг блеснуло прошлое Черных бригад. – Они слишком долго ждали шанса отомстить.

– Дэниэл – нет, – язвительно заметил я, – ему не больше двух десятков лет.

Кой пожал плечами.

– Гнев из-за несправедливости – как лесной пожар: он переходит любые границы, даже между поколениями.

Я перестал брести и оглянулся на него. Было легко представить, что его начнет заносить. Сейчас мы оба были морскими великанами из сказок, стояли по колено в виртуальном океане среди островов и рифов Миллспортского архипелага в масштабе один к двум тысячам. Сиерра Трес воспользовалась связями у гайдуков и организовала нам время в картографическом конструкте высокого разрешения, принадлежащем фирме морских архитекторов, чье коммерческое управление не пережило бы слишком пристального внимания закона. Руководство осталось не в восторге от просьбы, но приходится мириться с подобными просьбами время от времени, если дружишь с гайдуками.

– Ты сам-то когда-нибудь видел лесной пожар, Кой? Потому что это явно нечастое зрелище на планете, поверхность которой на 95 процентов состоит из воды.

– Нет, – он развел руками. – Это метафора. Но я видел, что происходит, когда несправедливость наконец приводит к расплате. И длится она долго.

– Да, это я знаю.

Я отвернулся в воды южного Предела. Конструкт воспроизвел водоворот в миниатюре – бурлящий, перемалывающий и тянущий меня за ноги под водой. Если бы глубина была того же масштаба, что и весь конструкт, он наверняка смел бы меня с ног.

– А ты? Видел лесной пожар? Возможно, во внепланетных командировках?

– Парочку, да. На Лойко я помогал его разжечь, – я продолжал рассматривать водоворот. – Во время Бунта пилотов. Бо́льшая часть поврежденных кораблей села на Екатерининском тракте, и они несколько месяцев вели партизанскую войну. Пришлось их выжигать. Тогда я был чрезвычайным посланником.

– Ясно, – в его голосе не отразилось оценки. – Помогло?

– На какое-то время. Мы явно убили многих. Но, как ты сказал, такое сопротивление живет поколениями.

– Да. А пожар?

Я снова повернулся к нему и невесело улыбнулся.

– Очень долго тушили. Слушай, Бразилия ошибается насчет бреши. Сразу за этим мысом мы в пределах прямой видимости охранных ищеек Новой Канагавы. Смотри. А на другой стороне рифы. С этой стороны не зайти, нас разнесут.

Он подошел и присмотрелся.

– Если нас будут ждать – да.

– Чего-то ждать они будут. Они знают меня, знают, что я приду за ней. Да, блин, у них есть я в штате. Им надо только спросить меня – спросить его, и он расскажет, чего ожидать, гондон эдакий.

Ощущение предательства было саднящим и всеохватным, словно что-то вырвали из груди. Как Сару.