Александр Нагорный - Плач Стали

Выходим на поселковую площадь, останавливаюсь. Там всё, как и ожидалось: у крыльца на коленях в снегу члены совета с Отеней во главе. Напротив стоят двое в дорогих кафтанах без брони и без оружия, один тощий что-то говорит, размахивая свёрнутым свитком, второй толстый брезгливо поглядывает на аборигенов.

За ними полтора десятка вооружённых, синхронно поворачивают ко мне головы, оратор затыкается на полуслове, нелепо застыв с поднятой рукой. Выдох, вдох, низкая вибрация, душа сжимается в точку, главный, колыхнув чревом, оборачивается ко мне надменной рожей.

Выдох, вдох, точка раскаляется, бьёт нестерпимым светом, я встречаюсь с ним взглядами. Выдох, его зрачки расширяются, затапливают радужку, мутнеют. Вдох, срываюсь с места, туша начинает заваливаться, к нему шагают ближние холуи.

Завершаю первый пируэт, остриё вскрывает крайнему горло. Выдох, в кувырок, вдох, в землю, где я только что стоял, врезается лезвие секиры. Наношу колющий снизу наискось подмышку, встаю, шаг назад.

Вдох и хриплый каркающий смех на выдохе – вот же я, убивайте! Афигеть – я смотрю в тринадцать пар глаз одновременно – лютой злобой, нездешней яростью жгу и плавлю подлые душонки! Есть движение, парирую удар сбоку, уклон от другого, третий кинулся с пикой, мимо, конечно.

Ну, наконец-то! Местные кинулись на карателей, те отвлеклись, сознание оценивает угрозы, определяет дистанции, услужливо ранжирует цели, мгновенно вырабатывает алгоритм, чтобы, упаси боги, не успели пострадать силы местной самообороны.

Ничего личного, даже не думаю ни о чём, тело, сознание, дух в движении исполнили короткую мелодию. Мне и дела-то – подправить вражьи бошки в шлемах под праведную народную дубину. Даже удалось покуражиться – одному прямым ударом ноги в поясницу ломаю хребет, второй наносит удар мечом сверху, рву дистанцию, подпрыгиваю, хватаюсь за голову и ударом колена вгоняю наличие шлема в череп. Из прорези выплёскиваются глазные яблоки на ниточках нервов – забавно. Деваха ткнула вражину вилами, конечно, кольчугу не пробила. Помогаю – луплю ладонью в срез черенка, красна девица с восхищённым визгом выворачивает поганую утробу.

Оглядываюсь. Вот, вроде, и сказочке конец, лесовики милосердно добивают раненых пришлых ножом по горлу. Жирный управленец валяется дохлый, это я знаю точно, так же отчётливо чувствуется волна животного ужаса из-под нагруженных саней справа. Ага – тощий эффективный менеджер пытается схорониться. Вытаскиваю орущую благим матом тушку за ногу.

– Отеня! – Верещит управленец в последней надежде. – Скажи им! О себе подумай!

Дойдёт и до него черёд. А пока хватаю мразь за космосы, приподнимаю слегка, говорю Радоку. – А ну-кась, разомни болезного!

– Погоди! – подал Отенюшка голос, завозившись с намерением подняться. Я обернулся к нему, поймал взгляд. – А тебе разве разрешали встать? На карачки, гнида, глохни!

Он застыл, как на низком старте, оглянулся к людству, сочувствия в глазах общества не увидел и решил не перечить, снова сел на колени.

– Хек! – Радок приложил управленца топором по горбу, и снова. – Хек! Хек!

– Довольно. – Переворачиваю тушу на спину, взмахом меча вскрываю утробу и, согнув фигуру со сломанным позвоночником, погружаю головой в разрез.

– Пусть своим же дерьмом захлебнётся! – даю короткое пояснение. Тушка конвульсивно задёргалась и затихла.

– Теперь о тебе, глава совета. – Подхожу к Отене. – Кто меня опоил, да придумал отдать за ваши долги в рабство, спрашивать не стану. Ты в ответе за всё. Главное – за то, что люди твои как скот – хоть режь, хоть дои!

Я обернулся к народу. – Вы – позор предков, стыд Неба, боль Земли! И не вам судить вожака!

С этими словами взмахом меча отсёк Отене голову.

– Я, мальчишка, сражался за свой дом и погиб! А вы лизали копыта этим козлам! Я сражался и мстил за вас! В благодарность за предательство! Что мне делать с вами? – Звонкий голос Горислава плыл над склонёнными головами, не нарушаемый ни шорохом, ни скрипом. А я растерянно думал, действительно, что дальше-то? Дело к вечеру, скоро закат, а я всё ещё живой – как выходить из транса? Я ж реально могу тут всех поубивать, самое хреновое – с точки зрения Горислава, я вправе это сделать, даже должен это сделать! Боги, когда же закат? Где же Светлана?

Страшный удар промеж лопаток бросил меня лицом в снег.

Ну вот, а я беспокоился. Сейчас, значит, режущая боль пройдёт, потом снова разбор полётов, за мной придёт Светлана и заберёт… Ой-ё-ёй, как больно-то! Я же не умер ещё, зачем так?! Во мне зашевелилось железо, кто-то наступил на спину, боль рванула, сознание вылетело из тела, деловито огляделось. Света, упершись ножкой мне в спину, рывком выдернула стрелу! Повозила окровавленный наконечник в снегу, потёрла пальчиками и бросила в колчан. Не, из того её лука точно никого не убьёшь, это не она! Подошёл Карислав, наклонился к моему мечу.

– Парня я отвезу к бабушке, – строго проговорила Светлана.

– Да сами похороним, – проворчал Карислав, с моим мечом в руках.

– Он жив, или будет жить!

– Так мы это сейчас поправим, – криво усмехнулся кузнец, выразительно глянув на мою шею.

– Валяй! – Угрюмо проговорила Светлана. – Попробуй и меня убить. Ты же всех готов предать и убить, новый глава совета? Чтоб только выжить самому, да?

– Чтоб жил род! – воскликнул Карислав.

– Твой поганый род будет проклят, как только погибнет последний его защитник, – отчётливо произнесла Света. – Давай, добей его!

– Как проклят? Кем? Твоей бабкой? Да что вы с вашей ворожбой сделаете без людей? – Заголосил кузнец.

– Тебе, Карик, будет уже без разницы, – она, ласково улыбаясь, потянула лук из чехла. Блин, это же совсем другое оружие! Обвела взглядом селян, – кто-то ещё хочет поспорить со мной?

Толпа угрюмо молчала.

– Новым главой совета объявляю Радока. – Она обернулась к нему, – скажи-ка, глава совета, как поступить с братцем твоим, Кариславом? Он решал с Отеней, что делать с пришлым, не так ли? И даже сейчас, получив прямые знаки богов, тянет клешни к оружию героя!

Радок поднял взгляд на брата, долго молчал и, глядя прямо ему в глаза, проговорил. – Смерть!

Он первым замахнулся топором, ударил сбоку по плечу. Карислава перекосило, но он не попытался даже закрыться руками. Отовсюду на него обрушились удары топоров и дубин. Его изуродованное тело втоптали в стремительно набухающий кровью снег. Разошлись.

– Любава, – позвала Света вдову. – Муж твой казнён, но не проклят, ты можешь похоронить его. На тебе и детях ваших нет вины!

Высокая женщина со строгим спокойным лицом поклонилась в пояс.

– А сейчас быстро освободили мне сани! – скомандовала Света. Люди без разговоров принялись скидывать поклажу. Она сунула руку мне запазуху, вынула пузырёк Остромысла, открыла, оттянула мне губу, капнула пару раз на зубы. На моё лицо падали и не таяли снежинки. Я подумал, что и не заметил, как пошёл снег. Грустно-то как умирать!