Эдуард Геворкян - Правила игры без правил (сборник)

Все медленно утрамбовывалось на свои места. Реальность окружающего мира постепенно насыщалась плотью. Аршак хотел было спросить, как дойти до ближайшей станции метро, но тут Лысый выбрался из-за фруктового прилавка — и мальчик запнулся.

Одет был Лысый в драную и грязную мешковину, а на ногах красовались огромные болотные сапоги. Сомнения вновь бухнули во все колокола, да так, что в ушах зазвенело — мироздание опять угрожающе перекосилось.

— Вот что, — сказал Лысый, — пока не началось, пошли ко мне.

— Куда? — насторожился Аршак.

— В школу. Я, понимаешь, здесь немного учитель. Пошли, тут рядом, неподалеку…

Школа оказалась приземистым длинным бараком, и если бы не вывеска «Среднеобразовательная школа имени профессионально-технического обучения», то Аршак не рискнул бы войти.

Внутри, к его удивлению, оказалось довольно-таки прилично. Чистые паркетные полы, стены оклеены веселенькими обоями, парты. Парты его восхитили — такие он видел лишь в черно-белых фильмах: капитальные устройства на двоих, с откидными крышками, с жесткими прямыми спинками, из толстых досок, в которых ножом и бритвой можно вырезать любые барельефы. Да, настоящие старые парты, а не хлипкие столы с хлипкими стульями.

Впечатляла и длина класса — парты в четыре ряда тянулись одна за другой и таяли в полумраке. Окон здесь не было, класс освещали круглые неяркие плафоны в частой металлической сетке.

На стенах висели картины. Аршак подошел к ним.

— Посмотри, это интересно, — сказал Лысый, перебирая бумаги на учительском столе.

Над картинами был прибит длинный кусок картона с красной надписью: «Творчество юных — карнавалу!»

Картины Аршаку сначала не понравились — скучные и какие-то… устаревшие, что ли?! Школьники в серых гимнастерках и школьницы в белых фартучках за партами и с букетами цветов, а вот девочка с бантом и в белом передничке, чем-то похожая на ту, что встретилась на пляже, бежит с воздушным шаром навстречу матери, а мать, румяная красавица, белозубо улыбаясь, присела, раскинув руки. А вот школьники на уборке урожая на фоне музейного трактора. Одна из картин называлась «Первый учитель»: первый учитель — копия Лысого, гладит по голове все ту же девочку с бантом.

Нарисовано было неплохо, Аршак даже тихо позавидовал. В детстве он рисовал, одну картину даже выставили в галерее детского творчества, а потом не то разучился, не то расхотелось.

Одну из картин он случайно зацепил, протискиваясь между партой и стеной. Картина слетела с гвоздя и хлопнулась на пол. Аршак виновато глянул на Лысого, но тот не обращал на это внимания. Когда Аршак поднял картину и снова повесил, то обнаружил, что картина изменилась: теперь на ней был изображен клубок змей, причем весьма натуралистично.

Заметив тыльную полосу рамки, он понял, что повесил картину неправильно, обратной стороной, и страшноватые змеи, вылезающие из головы кролика, нарисованы как раз на обороте картона.

Аршак закусил губу и перевернул соседнюю картину. И там открылась совершенно иная картина. Большой красивый дом, балконы, люди на балконах, а верхние этажи запачканы чем-то омерзительным; маленькие люди на балконах в страхе смотрят вверх, а к ним тянутся языки черной жижи. Название картины было выведено бисерным почерком: «Грязь валится с небес».

Изнанка картины с «Первым учителем» оказалась неожиданной. Аршак хихикнул и цокнул языком. Над пашнями, городами и озерами возвышался пронзающий облака и выросший прямо из земли огромный, со знанием дела прорисованный член, перевязанный посередке ленточкой, а по ленточке тем же мелким почерком выведено печатными буквами: «У нас все хорошо!»

Все картины оказались перевертышами. Больше всего Аршаку понравилась «Мыши как боги, а люди как блохи», но что на ней изображено, сразу сказать было невозможно, там хватало всякой живности и людей, в странных сочетаниях.

Ощутив на своем плече руку, он поднял голову. Лысый, снисходительно улыбаясь, покачивал головой:

— Ох уж эти мои художнички! Большие, скажу тебе, шалуны. Но знаешь, иногда приезжают делегации по обмену опытом, так им нравится. А сейчас повесь как было, директор не любит беспорядка и озорства.

— А кто у вас директор?

— Я директор, — рассеянно сказал Лысый, еще раз внимательно осмотрел неприличную картину с длинным названием «Носитель яшмовых бус овладевает азами», неодобрительно хмыкнул и перевернул ее на «Последний звонок».

Задняя стена помещения отсюда еле была видна. Аршак все же добрался до нее и увидел плотно перевязанные стопки тетрадей, штабелями уходящие к потолочным балкам.

— Контрольные работы?

— Нет, — ответил Лысый. — Дневники наблюдений.

— А-а, — вспомнил Аршак, — в начальных классах мы тоже вели дневники наблюдений за природой.

— М-да? Ну, и за природой тоже, почему бы и нет!

Они вернулись к учительскому столу. Аршак глянул в

раскрытую дверь и увидел за домами стрельчатые окна, фигуры на ярусах и башенки замка.

— Что это за высотное здание? — спросил он. — Я их не все видел. Гостиница «Украина»?

— Нет, это не гостиница, это Дом разума.

— Странное название!

— Ничего странного. Чем разумнее человек, тем выше и лучше стремится он жить. Ты не смотри, что архитектура нескладная, дом строился долго, лет семьдесят с лихвой, да и то еще не достроен.

Аршак задумался. Концы с концами начали расходиться все дальше и дальше, несуразности одна за одной выпирали на поверхность.

— Значит, Дом разума? — переспросил он.

— Дом, дом…

— В Москве?

Лысый задумался, потом лицо его прояснилось.

— Ах вот ты о чем… Кто же тебе сказал, что это — Москва?

— Но вы же говорили про Московское море, — растерялся Аршак.

— Я всего лишь напомнил тебе о факте вашей географии, не более того. И еще я задавал вопросы. Но я ничего не утверждал. Если же ты интересуешься, где ты и Москва ли это, то отвечу честно и без утайки — нет, не Москва. И вообще — не ваш мир.

— Так я на другой планете? — криво усмехнулся Аршак.

Лысый внимательно посмотрел на него и подмигнул.

— Кто тебе сказал такую глупость? Другой мир — это не обязательно другая планета или даже другая страна. Он может быть и рядом, неподалеку.

— А-а! — вскричал Аршак возбужденно. — Я читал: параллельные миры, другие измерения…

— Ерунду ты читал, — строго ответил Лысый. — Измерения… вот ведь дрянь какую придумают! Хотя, если у тебя такие вкусы, пожалуйста! Хочешь — измерения, хочешь — параллельно, а хочешь — наперекосяк и сбоку розовый бантик. Можно всякое придумать — например, все тебе снится, и находишься ты сейчас в мире сна. Или: твоя Москва или там Ереван — это сон, и ты проснулся только сейчас. А вот еще — ты видишь сон, а во сне сон, а в том сне — еще сон. И так далее. Вопрос: каково необходимое и достаточное условие для проверки того, что количество снов равно количеству пробуждений? Предположим, что количество пробуждений больше — что это означает? Если ты заснул, а проснулся дважды? Кто из нас сон, а кто — спящий? Я не напоминаю тебе про сон бабочки, эта история тебе еще не известна, а сон Маркандеи тоже для тебя пустой звук, судя по тупому выражению твоих глаз.