Эдуард Геворкян - Правила игры без правил (сборник)

С этими словами Лысый сунул ему в лицо круглое зеркальце, и Аршак увидел свое до обиды глупое, растерянное лицо, слегка отвисшую от непонимания нижнюю губу, и глаза, которые, к великому его ужасу, наливались такой знакомой тухлостью.

— Что скажешь? — поинтересовался Лысый, быстро убрав зеркальце в ящик учительского стола.

Аршак пожал плечами, костенея упрямством. Так, бывало, стоишь у классной доски, а в голове ни одной мысли, ну и пусть!

— Чего от меня надо? — злобно спросил он. — Почему ко мне привязался этот ваш… Кошкодав-Ракоед?

— Тот, кого ты назвал столь неблагозвучным именем, чрезвычайно могущественный, как бы сказать получше, волшебник. Да, волшебник, это подходящее для тебя название. Очень, очень сильный волшебник! Может все, сразу и много. Вот, кстати, и тебя он заполучил. Ну, говорить об этом вслух не будем, хотя я, например, сторонник полной гласности до победного конца.

Лысый прошелся вдоль доски, заложив руки за спину, лицо его менялось, в глазах появился слабый блеск, а уголки губ опустились. Сейчас он был похож скорее на учителя физкультуры Самсона Гайковича в тот момент, когда Самсон Гайкович помогает старшекласснице выполнять упражнение на брусьях и при этом ласково держит ее за талию и за ноги.

— Да, я противник всех и всяческих умолчаний. И я радикально не согласен с этим… Как ты его там прозвал? Наоборот, чем громче и откровеннее мы провозгласим наши цели, тем быстрее, проще и блистательнее доберемся до них, к восторгу своему. Да, полное и неотвратимое истребление умолчаний, тайн и секретов. Все мы одно…

Он остановился на полуслове, застыл на месте и поднял палец.

«Ба-бам», — донеслось издалека.

— Первый сигнал. Скоро начнется карнавал, надо спешить. Идем!

— Куда?

— Я тебе помогу. Идем скорее, ты должен кое-что вспомнить.

— Никуда не пойду! — неожиданно для себя заявил Аршак.

Опять начиналась беготня, а он уже убедился, что все эти прыги и скоки ничем хорошим не кончаются. Лысый плетет сказочки о снах и волшебниках, а нужно им на самом деле… Лысый остановился и широко раскрыл глаза.

— Ну… Ну!

— Что «ну»? — грубо спросил Аршак.

Лысый разочарованно вздохнул.

Аршак заметил над доской ряд старых, почти выцветших фотографий. Мальчики в школьной форме, ремни с литыми пряжками и смешные фуражки с высокой тульей и лакированным козырьком — старого образца. Аршак видел такую форму на фотографии Жирайра Аветисовича. «В юности», — как сказала мать, показывая ему семейный альбом будущего отчима.

— А это ваши отличники? — Аршак мотнул головой в сторону фотографий.

— В некотором смысле. Вообще — это отцы-основатели. Мы все обязаны им! Пошли, я по дороге тебе расскажу.

И Лысый вышел из школы-класса, а Аршак, еще раз глянув на отцов-основателей в школьной форме старого образца, пошел за ним.

На улицах все еще было тихо и пустынно, не было заметно никаких признаков надвигающегося карнавала. Они шли мимо невысоких заборов, будок с заколоченными окошками, мимо выставленных у витрин лотков со всякой съедобной и несъедобной мелочью. Аршак старался не отставать, а Лысый шел быстрым шагом и, размахивая руками, громко говорил:

— …Нет-нет, это не просто детские фотографии, именно в юном возрасте они стали отцами-Основателями. Отважные мальчуганы создали наш мир! Давным-давно, почти сто лет назад, они взяли в свои руки карабины и решили устроить дела по-своему! Какая роскошная картина — мальчики и карабины! В конце концов, почему бы и нет? Дети спасут мир, мир в стволах винтовок, винтовка рождает власть, власть молодым, молодость — сила, сила через радость и так далее… Что там еще было? «Трещат старые кости»? Впрочем, это из ваших дел. А у нас все было просто и здорово — рраз!

И власть действительно у юных! Ну конечно, были перегибы, а у кого их не было? В конце концов, чем карабин хуже киркомотыги или, скажем, лесоповала? Вполне гуманно и быстро! Но это частности. И вот мы, внуки дорогих победивших наших мальчиков…

— Кого они победили?

— Да кто теперь помнит? Победителям, знаешь ли, память совершенно ни к чему! Что надо, мы помним, а когда потребуется — напомним и остальное.

— Кошкодав-Ракоед, он тоже внук?

— Еще какой! А вообще, между нами говоря… — Лысый нагнулся к его уху и теплым шепотом продолжил: — Твой этот усатый — большая сволочь! Всех сожрал. Силен до безобразия, но глуп до омерзения. Да и сила-то вся в его усах. Но ничего, с твоей помощью мы усики ему пообрываем! Ты только поднатужься и вспомни, сам вспомни и мне тихонечко скажи.

— Что я вспом…

— Тсс! — остановил его Лысый. — Тихо. Только тихо и про себя. Хотя… Эх, была не была, времени совсем не остается.

Он поднял глаза на замок, потом остро взглянул на Аршака и осмотрелся. Завидев подворотню, обрадовался и, взяв мальчика за плечо, толкнул вперед:

— А ну, давай сюда!

В подворотне скверно пахло, стены на высоте живота были в темных кляксах и потеках. Лысый навис над Аршаком и зашептал:

— Усатый ищет… Ну, сам пойми! Ищет, скажем, ключ. Иначе он не попадет туда. Времени мало, вот незадача. А без ключа совсем плохо. Не прорваться! Он и без ключа может, но ненадолго — если в полную силу, а если долго, то совершенно без силы, а если долго и в полную силу, то сгинет, расточится, прахом обратится…

Аршак слушал невнятное шелестение Лысого. Он понимал, что идет охота за ключом, а ключ лежит у него в кармане — перламутровая ручка.

Он почувствовал себя ужасно хитрым. Пусть Лысый говорит, может, проболтается — что за ключ? Если ключ — должна быть дверь! Только он, Аршак, не Буратино, чтоб его за нос водили, он сам любого обманет.

— Ой, дядя, — перебил он Лысого, сделав большие глаза, — а что это за ключ?

Лысый удовлетворенно крякнул и ласково посмотрел на него.

— Ключ? Ну, назовем это ключом. В самом деле, без него не попасть… — Тут он прижал свои губы почти вплотную к его уху и прошептал: — Без него не попасть в Аэндор!

Сначала Аршак ничего не понял. Затем вспомнил — дядю и его самого охмуряли именно каким-то поганым Аэндором: трон, власть и прочая чепуха. Лысый нагло вешает лапшу на уши. За дурачка держит.

— Ты пойми, — между тем шептал Лысый, — Аэндор — это не только сон, есть к нему тропиночка, дверца заветная имеется, но без… ключа… не войти! Ох, я и так слишком много сказал, не выдавай меня, мальчик! — Он рухнул на колени прямо в груду нечистот и замер, опустив голову.

— Не надо, что вы, — испугался Аршак и кинулся поднимать Лысого.

Глаза коленопреклоненного полыхнули холодным торжеством, но Аршак не заметил этого.

Лысый встал, стряхнул с колен прилипшее дерьмо, брезгливо понюхал руку и обтер ее о стену. Глянул в глубь двора.