Майкл Салливан - Эра Мифов. Эра Мечей

– Дело не только в этом. Этот волк… Минна… она была для Сури всем! – Персефона пристально посмотрела на каждого. – Если бы они сидели там вдвоем, только Сури и Минна, обе остались бы живы. Сури пожертвовала Минной ради нас. И не вздумайте заставить ее об этом пожалеть! Иначе, помоги мне Мари, я вас… – Она продолжала смотреть, пока не получила кивок от каждого, не считая Арион, которая по-прежнему лежала без сознания на носилках, очень напоминавших висячие кресла Роан. Персефона сделала глубокий вдох, успокоилась и пожала плечами. – Мойя тоже права – не рискуйте зря.

– Сури часто забывает про время, – заметила Мойя. – Ее «ненадолго» может растянуться от минуты до месяца.

– Давайте подождем еще немного, – предложила Персефона.

Через несколько минут она окликнула:

– Сури?

Тишина.

Персефона поднялась и дошла до ступеней.

– Сури, надо торопиться.

Снова тишина. Живот скрутило от страха, и Персефона ринулась вниз. Подбежав ближе, она увидела то, что уже подсказало ей сердце. Светящийся камень лежал на месте, а Сури исчезла.

– Сури! – крикнула Персефона и услышала только эхо. – Сури, ты меня слышишь?..

Паника в голосе Персефоны привлекла остальных. Когда они подбежали, Мойя уже достала меч, Брин и Роан тоже.

– Сури! – закричала Персефона, вынимая из ножен клинок. – Сури, ты где?

Голос Персефоны вернулся эхом, а потом…

– Потеряли еще одну малютку? – раздалось из темноты на искаженном рхунском. Голос был холодный, скрипучий и ехидный. – Теперь она наша. Теперь она во тьме, и вам нас не найти! Ваш песик мертв, и вам нас не выследить!

Голос был прав. Персефона пыталась понять, откуда он идет, но мешало эхо – слова раздавались со всех сторон.

– Сури умеет колдовать! – шепотом напомнила Мойя. – Она ведь сможет себя защитить, правда?

Брин посмотрела на них с ужасом.

– Ей нужно издавать звуки! Петь. И еще ей нужно шевелить пальцами. Рэйо закрывает тебе рот и крепко-крепко держит за руки. От него не вырвешься.

Персефона дернулась и замерла. Она не знала, куда бежать. Каменный пол уходил в лес колонн, терявшихся в темноте со всех сторон.

– У нее милое личико, – поддразнил голос.

– Ох, великая Мари! – содрогнулась Брин.

– Сури! – закричала Персефона.

Кроме эха ей ответил лишь жуткий смешок.

– Отпусти ее! Отпусти девочку, или мы тебя убьем! Мы уже одолели Бэлгаргарата!

Еще один жуткий смешок.

– Вы как мухи, угодившие в мою паутину. Как детишки, которых скоро сожрут. Ну, что же вы стоите? Идите во тьму и ищите меня… – Голос замер.

Поднялся ветер, такой сильный, что Персефона едва устояла на ногах.

Снизу донесся глухой ритмичный шорох. Потом раздался оглушительный рев, посыпались камни. Персефона упала, выронив и светоч, и меч. Следом кто-то завизжал. Затем что-то захрустело, словно кто-то прошелся по тонким веточкам в холодный зимний день. Визг прекратился. Шорох кожистых крыльев стих.

Персефона собралась с духом, подняла с пола светящийся камень и, сжав его в руке, осветила залу.

На противоположном конце лежал дракон, обвив себя хвостом и склонив голову. Сури стояла возле головы дракона и чесала ему нос.

– Хорошая девочка, – приговаривала Сури. – Ты просто умница!

Растерянный Мовиндьюле стоял под огромным куполом Айрентенона. Снаружи доносились взрывы. Принц не был один. У стен сгрудились объятые ужасом члены Аквилы. Галерея опустела. Толпившиеся там миралииты присоединились к Серым Плащам, ожидавшим извне. Там, на ступенях Айрентенона, и происходила битва.

«Так вот что они замыслили!»

Серые Плащи пытались убить фэйна.

«Макарета замыслила убить моего отца».

Мовиндьюле все еще пытался свыкнуться с происходящим, когда услышал плач. Хэмон, старшая советница от гвидрай, скрючилась под каменной скамьей и смотрела на него с ужасом. И остальные тоже. Даже Имали наблюдала за ним с тревогой, сидя у дальней стены, куда ее так грубо швырнула Макарета. Куратор Аквилы сжимала сломанную руку, на лбу сочилась кровью ссадина. Мовиндьюле редко доводилось видеть раны. Вида крови он не выносил, и ему вновь вспомнилось, как враги обезглавили Гриндала…

«Неужели и с моим отцом поступят так же?»

Мовиндьюле кинулся к дверям.

Он успел сделать всего два шага, как здание зашаталось. С потолка посыпалась штукатурка, стали падать декоративные плиты, усеивая мраморный пол белым. Стоящие рядами рифленые колонны задрожали, поддерживаемый ими купол закачался. Часть балкона галереи обвалилась, и один из советников истошно завопил.

Мовиндьюле перепугался до смерти.

Все вокруг рушилось, люди рыдали и истекали кровью. Принц понятия не имел, что происходит, и знать ничего не хотел. Его единственным желанием было очутиться в Тэлваре, в своей комнате, на кровати, и чтобы Трейя принесла ему сидра и пирожков…

Надо бы выбежать наружу, но от страха он не мог даже пошевелиться.

«Нужно выбираться, пока не…»

Совсем рядом на пол рухнул еще один камень, разлетевшись на куски, следом посыпались осколки и пыль.

Мовиндьюле не стал дожидаться, пока камень упадет прямо на него. Принц призвал силу и выпустил ее наружу. Он ощутил здание вокруг себя, охватил его целиком, уцепился за каждую колонну и крепко сжал, связуя все плиты и камешки, окутал их защитной сетью. Огромное мраморное здание сделалось его щитом, и он вовсе не собирался его отпускать.

Айрентенон чернел выжженными отметинами. Ступени с восточной стороны обрушились, огромный вяз – священное дерево, дарующее площади тень со времен Гилиндоры Фэйн, – раскололся пополам и уронил зеленую крону и изломанные ветви прямо на рыночные прилавки.

Стоя возле дверей Айрентенона, Мовиндьюле ожидал увидеть кровь – много крови. На рыночной площади краснели зловещие лужи, но это была лишь краска. Война между миралиитами вылилась в великое, однако бескровное побоище.

Член королевской гвардии отыскал принца и сообщил, что его отец жив. Фэйн со своими войсками преследовал остатки мятежников по улицам города. Вдали раздавались крики.

– Что ты скажешь отцу, когда он вернется? – спросила Имали. Куратор стояла с ним рядом, разглядывая изменившийся городской пейзаж.

– Что я ни при чем. – Мовиндьюле посмотрел ей в лицо. – Я не с ними, ты ведь знаешь!

– Конечно.

Имали баюкала раненую руку, прижимая ее к животу, морщилась от боли и вдобавок хромала. Старый куратор медленно двинулась вниз по остаткам западной лестницы, делая шаг левой и подтягивая правую ногу. Мовиндьюле взял ее за здоровую руку, чтобы хоть как-то помочь.