Уильям Гибсон - Избранные произведения в одном томе [компиляция]

— А что он говорит о Виреке?

— Он пишет, если правильно помню, а в этом я совсем не уверена, что Вирек даже еще большее отклонение, чем эти промышленные кланы с орбиты. Клан обычно охватывает несколько поколений, причем, как правило, там все замешано на медицине: криогеника, генетические манипуляции, различные методы борьбы со старением. Смерть одного члена клана, пусть даже его основателя, обычно не ведет к кризису всего клана как экономической единицы. Всегда находится кто-нибудь, кто готов занять освободившееся место, всегда кто-то ждет своей очереди. Различие между кланом и корпорацией, однако, в том, что за корпорацию не нужно выходить замуж в буквальном смысле этого слова.

— Но ведь служащие подписывают пожизненный контракт…

Андреа пожала плечами:

— Это скорее договор о найме, что не одно и то же. На самом деле речь идет о гарантии трудоустройства. Но когда умрет твой герр Вирек, когда медтехи не найдут, куда еще расширить его резервуар, или что там у него, его деловые интересы лишатся логического стержня. Согласно теории нашего профессора из Ниццы, на этой стадии «Вирек и компания» или распадется на части, или мутирует. В последнем случае — превратится в «Компанию Такую-то», настоящую транснациональную корпорацию, еще одно прибежище для Массового Человека с большой буквы. — Она вымыла тарелку, сполоснула, вытерла ее и поставила в сосновую стойку возле раковины. — Профессор полагает, что это очень скверно, поскольку слишком мало осталось тех, кто способен хотя бы увидеть рубеж.

— Рубеж чего?

— Рубеж толпы. Мы затеряны в серединке, ты и я. Вернее, это я там — во всяком случае, пока. — Она пересекла кухню и положила руки на плечи Марли. — Ты побереги себя. В чем-то ты уже намного счастливее, но теперь я понимаю, что и сама могла бы этого добиться, просто устроив тебе небольшой ланч с этой свиньей, твоим бывшим любовником. В остальном же я не совсем уверена… На мой взгляд, всю красивую теорию нашего академика перечеркивает тот очевидный факт, что Вирек и ему подобные уже далеко не люди. Пожалуйста, будь осторожней…

На этом, поцеловав Марли в щеку, Андреа убежала на работу — в свой кабинет заместителя редактора такого модно архаичного предприятия, как книжное издательство.

Все утро Марли провела в квартире Андреа с проектором «Браун», изучая голограммы семи работ. Каждая из них была по-своему необычна, но Марли все время возвращалась к той шкатулке, которую Вирек показал ей первой. Что останется, думала она, если, имея оригинал, убрать стекло и один за другим вынуть разложенные внутри предметы? Бесполезный хлам, обрамленное пространство, быть может, запах пыли.

Лежа на кушетке — «Браун» покоился у нее на животе, — Марли в который раз стала всматриваться в шкатулку. Та будто излучала волны боли или какого-то мучительного томления. Марли почудилось, что конструкция с идеальной точностью пробуждает в ней нечто совершенно определенное, но для этой эмоции не находилось названия. Марли запустила руку внутрь яркой иллюзии, провела пальцами как бы вдоль полой птичьей кости. Она была уверена, что Вирек уже посадил орнитологов определить, из крыла какой именно птицы попала сюда эта косточка. И вполне возможно — с доскональной точностью определить возраст каждого предмета. К каждому квадратику голофиши прилагался подробный отчет о происхождении каждого предмета в отдельности, но что-то заставляло ее намеренно избегать подобной информации. Сталкиваясь с тайной, именуемой искусством, иногда лучше всего подходить к ней как ребенок. Ребенок замечает то, что натренированному взгляду представляется само собой разумеющимся, слишком очевидным.

Поставив «Браун» на низкий столик возле кушетки, Марли подошла к телефону, чтобы узнать, который час. В час дня ей предстояло встретиться с Пако и обсудить, как именно будут переданы Алену деньги. Ален сказал, что он сам позвонит в три на квартиру Андреа. Пока она набирала номер службы времени, по экрану автоматически бежали сообщения спутниковой сводки новостей: над Индийским океаном при входе в атмосферу рассыпался шаттл компании «Джей-Эй-Эль»; из Столичной Оси Бостон — Атланта вызваны специальные следователи для осмотра остатков квартиры в спальном пригороде в Нью-Джерси, которая была взорвана, жестоко и, вероятно, без мотива; военизированные отряды добровольцев надзирают за эвакуацией южного сектора Нового Бонна, последовавшей за обнаружением строительными рабочими двух неразорвавшихся ракет, оставшихся со времен войны, предположительно с биологическими боеголовками; официальные источники в Аризоне отвергают обвинение Мексики во взрыве атомного или термоядерного устройства малой мощности близ границы с Сонорой… Пока она смотрела, сводка пошла по второму кругу, и изображение шаттла вновь устремилось к своей огненной смерти. Покачав головой, Марли нажала кнопку. Полдень.

Лето пришло. Небо над Парижем — жаркое и синее, и она улыбалась запаху свежего хлеба и черного табака. Пока она шла от метро по данному Пако адресу, ощущение, что за ней наблюдают, несколько ослабло. Улица Фобур-Сент-Оноре. Адрес казался смутно знакомым. Галерея, подумала она.

Действительно, галерея. «Робертс». Принадлежала она американцу, который содержал одновременно еще и три галереи в Нью-Йорке. Дорого, но не последний шик. Пако ждал возле невероятных размеров витрины, в которой под толстым и неровным слоем лака раскинулись сотни маленьких квадратных фотографий. Такие выплевывает на вокзалах и конечных станциях автобусов только один тип очень старомодных автоматов. Похоже, все это были снимки молодых девушек. Марли автоматически обратила внимание на имя художника и название работы: «Прочти нам «Книгу имен мертвых»» [40] Аллюзия на «Некрономикон» — вымышленную книгу из произведений Г. Ф. Лавкрафта, название которой можно перевести с греческого как «Книга имен мертвых». .

— Полагаю, вы разбираетесь в таких вещах, — угрюмо приветствовал ее испанец.

На нем был дорогого вида синий костюм в парижском деловом стиле, белая в шелковистый рубчик рубашка и очень английский галстук, вероятно от «Шарве». Сейчас никто не принял бы его за официанта. Через плечо у Пако висела итальянская сумка из черного ребристого каучука.

— Что вы имеете в виду? — спросила она.

— Имена мертвых, — кивнул он в сторону витрины. — Вы же выставляли подобные работы.

— И чего же вы не понимаете?

— У меня иногда возникает такое чувство, будто все это, вся эта культура — чистейшей воды надувательство. Уловка. В том или ином обличье я всю мою жизнь служил сеньору, понимаете? И в моей работе, как и во всякой другой, есть свои радости, свои моменты триумфа. Но ни разу с тех пор, как сеньор подключил меня к этому делу по современному искусству, я не испытывал ни малейшего удовлетворения. Сеньор — воплощенное богатство. Мир полон объектов величайшей красоты. И тем не менее он гоняется за… — Пако пожал плечами.