Уильям Гибсон - Избранные произведения в одном томе [компиляция]

Он выдвинул ей стул — автоматический жест профессиональной вежливости, и она подумала, не был ли он и в самом деле некогда официантом, — и поставил на стол сумку.

— Но он же поймет, что я не у Андреа, — возразила Марли. — А если я отключу видео, у него тут же возникнут какие-нибудь подозрения.

— Ничего этого он не увидит. Мы сгенерировали цифровой образ вашего лица и требуемый фон. Осталось только ввести программу в этот аппарат.

Вынув из сумки элегантный телефон, он поставил его на стол перед Марли. На крышке устройства бесшумно развернулся и тут же приобрел жесткость тонкий, как бумага, полимерный экран. Марли однажды случилось наблюдать, как выходит на свет бабочка, и этот экран напомнил ей чем-то трансформацию подсыхающих крыльев насекомого.

— Как это сделано? — спросила она, осторожно касаясь экрана. На ощупь тот напоминал тонкую сталь.

— Новый поликарбон, — сказал он, — разработка «Мааса»…

Телефон тихонько замурлыкал. Поправив аппарат так, чтобы экран оказался точно перед Марли, Пако обошел столик.

— Ваш звонок. Помните, что вы дома! — сказал он и, потянувшись через стол, коснулся клавиши с титановым покрытием.

Маленький экран заполнили лицо и плечи Алена. Будто задымленное, с плохой подсветкой изображение значило, что звонит он из телефонной будки.

— Доброе утро, дорогая, — сказал Ален.

— Привет, Ален.

— Как дела, Марли? Полагаю, ты достала деньги, о которых мы договорились? — (Ей было видно, что одет он в какую-то темную куртку, но разрешение не позволяло разобрать детали.) — Твоей приятельнице стоило бы взять несколько уроков по уборке дома, — сказал он и, казалось, попытался заглянуть ей за спину.

— За всю свою жизнь ты ни разу не убрал комнату сам, — отозвалась она.

Ален с улыбкой пожал плечами:

— У каждого свои таланты. Мои деньги у тебя, Марли?

Она взглянула на Пако, тот кивнул.

— Да, — сказала она. — Конечно.

— Чудесно, Марли. Великолепно. Есть только одна крохотная загвоздка. — Он все так же улыбался.

— И какая же?

— Мои информаторы удвоили цену. Соответственно, и я должен удвоить свою.

Пако кивнул. Он тоже улыбался.

— Хорошо. Мне, конечно, придется спросить… — Теперь ее от него просто тошнило. Захотелось выключить телефон.

— И они, естественно, согласятся.

— Так где мы встретимся?

— Я позвоню еще раз. В пять, — сказал он.

Изображение съежилось до единственной сине-зеленой точки, как на экране радара, потом и она исчезла.

— У вас усталый вид, — сказал Пако, складывая экран и убирая телефон в сумку. — Вы выглядели старше, когда говорили с ним.

— Правда?

Перед ее внутренним взором вдруг почему-то возникла витрина в галерее «Робертс», все эти лица. «Прочти нам «Книгу имен мертвых»». Все они — Марли, подумала она, все эти девушки — это я, какой была в долгую пору юности.

— Вставай, придурок. — Реа не слишком нежно пихнула его под ребра. — Поднимай задницу.

Бобби очнулся, сражаясь с вышитым крестиком покрывалом и полуоформившимися силуэтами неизвестных врагов. С убийцами матери. Он лежит в незнакомой комнате, в комнате, которая может быть где угодно. Многочисленные зеркала в рамах из позолоченного пластика. Ворсистые алые обои. Так декорировали свои комнаты готики, если могли это себе позволить, но он видел, как их родители оформляли в таком же стиле целые кондо. Швырнув на темперлон узел каких-то шмоток, Реа засунула руки в карманы черной кожаной куртки.

Покрывало в розово-черную клетку сбилось складками вокруг талии. Бобби глянул вниз и увидел, что членистое тело многоножки почти полностью утонуло в колее свежего розового шрама в палец шириной. Бовуар говорил, что эта штука ускорит заживление. Бобби недоверчиво потрогал новенькую ткань — болезненно, но, в общем, переносимо. Затем перевел взгляд на Реа, выставил средний палец и сказал:

— Сама поднимай задницу на это .

Несколько секунд они в упор смотрели друг на друга поверх поднятого пальца Бобби. Наконец Реа рассмеялась.

— Ладно, — сказала она, — один-ноль в твою пользу. Я перестану тебя доставать. А сейчас подбери вещички и одевайся. Тут должно найтись что-нибудь, что тебе подойдет. Скоро за тобой явится Лукас, а он не любит, когда его заставляют ждать.

— Да? А мне он вроде показался спокойным мужиком.

Бобби стал рыться в куче одежды: отбросил в сторону черную рубашку с пейслийскими узорами из состирывающегося золота, красную атласную куртку с оторочкой из белой искусственной кожи по рукавам, черное трико с вставками какого-то прозрачного материала…

— Где ты это взяла? — спросил он. — Я не могу носить такую дрянь…

— Это моего младшего братца, — ответила Реа. — Осталось с прошлого сезона — и лучше бы тебе натянуть что-нибудь на свою белую задницу, пока не появился Лукас. Эге, а это мое. — Она вырвала трико, как будто Бобби собирался его украсть.

Бобби натянул черную с золотом рубашку, еще пришлось повозиться с кнопками из стекляшек под черный жемчуг. Нашел наконец пару черных джинсов, но мало того что они оказались обвисшими и плиссированными, так в них еще и не было карманов.

— Это все штаны, какие у тебя есть?

— Господи, — вздохнула она, — я видела одежду, которую срезал с тебя Пай. Тоже мне, блин, модник. Просто оденься, ладно? Мне не нужны неприятности с Лукасом. С тобой он, может, и миндальничает, — значит, просто у тебя есть что-то очень ему нужное, вот он и не выделывается. У меня, уж конечно, ничего такого нет. Так что из-за меня Лукас угрызений совести испытывать не будет.

Бобби нетвердо встал на ноги возле топчана и попытался застегнуть черные джинсы.

— Молнии нет, — сказал он, поднимая глаза на Реа.

— Поищи пуговицы. Должны быть где-то внутри. Такой стиль, знаешь ли.

Бобби нашел пуговицы. Хитрая конструкция. Он подумал, что будет, если ему понадобится отлить по-быстрому. Увидев возле кровати черные тапки из нейлоновых ремешков, он сунул в них ноги.

— А Джекки? — спросил он, ковыляя туда, где мог бы взглянуть на себя в зеркало в золоченой раме. — Из-за нее Лукас станет испытывать муки совести? — Он следил за Реа в зеркале и увидел, что на ее лице промелькнула какая-то тень.

— А это еще что должно означать?

— Бовуар… он сказал, что она лошадь…

— Тише ты, — оборвала его Реа тихим и настойчивым голосом. — Если Бовуар упоминает при тебе о чем-то таком, это его дело. В остальных случаях это не то, о чем можно говорить, понял? Есть вещи настолько скверные, что ты сам предпочел бы вернуться на Большую Площадку к этим гопникам, которые тебя покоцали, уж поверь.

Бобби следил в зеркале за отражением ее черных глаз в тени полей мягкой фетровой шляпы. Теперь в них, казалось, появилось чуть больше белизны, чем раньше.