Уильям Гибсон - Избранные произведения в одном томе [компиляция]

— Значит, вы знаете, что вам нравится, — улыбнулась в ответ Марли. — Почему вы выбрали для нашей встречи именно эту галерею?

— Здесь агент сеньора приобрел одну из шкатулок. Разве вы не читали предоставленные вам в Брюсселе досье?

— Нет, это может меня сбить. Герр Вирек платит мне за интуицию.

В ответ испанец только поднял брови:

— Я познакомлю вас с Пикаром, это управляющий галереей. Возможно, он чем-то сможет помочь этой вашей интуиции.

Он провел ее через комнату, потом открыл какую-то дверь. Седеющий коренастый француз в помятом вельветовом костюме говорил в трубку радиотелефона. По экрану бежали колонки букв и цифр. Дневные котировки нью-йоркского рынка.

— А, это вы, Эстевес, — извиняясь, улыбнулся француз. — Прошу прощения. Одну минутку.

И Пикар вернулся к своему разговору. Пока он говорил, Марли изучала котировки. Поллок снова упал. Это была как раз та сторона арт-бизнеса, в которой Марли разбиралась хуже всего. Пикар, если так звали этого человека, наставлял брокера в Нью-Йорке, обговаривая приобретение некоторого числа «пунктов» работы определенного художника. «Пункты» высчитываются самыми разными способами в зависимости от того, какие средства использует художник. Впрочем, с почти полной уверенностью можно было утверждать, что сам Пикар никогда не увидит приобретаемых работ. Если художник имеет достаточно высокий рейтинг, оригиналы, скорее всего, надежно спрятаны в каком-нибудь сейфе, где их вообще никто не видит. Дни или годы спустя Пикар, возможно, наберет тот же самый телефонный номер и прикажет брокеру продавать.

Галерея Марли продавала оригиналы. Это приносило сравнительно немного денег, но зато и своего рода нутряное, непосредственное удовлетворение. И разумеется, всегда оставался шанс, что тебе повезет. Она, помнится, убедила себя, что ей действительно очень повезло, когда Ален устроил так, чтобы «случайно» всплыл поддельный Корнелл. Корнелл высоко котировался у брокеров, и его «пункты» стоили очень дорого.

— Пикар, — будто обращаясь к слуге, произнес Пако, — познакомьтесь, это Марли Крушкова. Сеньор подключил ее к делу об анонимных шкатулках. Ей, возможно, захочется задать нам несколько вопросов.

— Очарован, — сказал Пикар и тепло улыбнулся, но Марли показалось, что она уловила в карих глазах галерейщика некий проблеск: скорее всего, он пытался связать имя с каким-то скандалом, причем сравнительно недавним.

— Насколько я понимаю, именно в вашей галерее была оформлена эта сделка?

— Да, — подтвердил Пикар. — Мы выставили работу в нашем нью-йоркском зале и получили ряд предложений. Однако мы решили дать ей шанс также и в Париже… — он весь светился от радости, — и благодаря вашему работодателю это решение оказалось весьма прибыльным. Как поживает герр Вирек, Эстевес? Мы не видели его уже несколько недель…

Марли украдкой бросила взгляд на Пако, но смуглое лицо испанца осталось совершенно невозмутимым.

— Я бы сказал, сеньор прекрасно себя чувствует, — ответил он.

— Великолепно, — сказал Пикар с чуть излишним энтузиазмом. Он повернулся к Марли. — Чудесный человек. Легенда. Великий меценат. Великий ученый.

Марли показалось, что она услышала, как Пако вздохнул.

— Не могли бы вы мне сказать, где именно ваше нью-йоркское отделение приобрело данную работу?

Лицо Пикара вытянулось. Он взглянул на Пако, потом снова на Марли:

— Вы не знаете? Вам не рассказали?

— Не могли бы вы сказать мне сами?

— Нет, — сказал Пикар. — Очень жаль, но не могу. Видите ли, мы не знаем.

Марли уставилась на него в полном недоумении:

— Прошу прощения, но я не совсем понимаю, как такое возможно…

— Она не читала отчетов, Пикар. Расскажите ей все. Услышать историю из первых уст — это может подстегнуть ее интуицию.

Пикар бросил на Пако странный взгляд, потом взял себя в руки.

— Конечно, — сказал он, — с удовольствием.

— Вы думаете, это правда? — спросила она Пако, когда они вышли на залитую солнцем улицу; в толпе тут и там мелькали японские туристы.

— Я сам ездил в Муравейник, — ответил Пако, — и опросил всех, кто имел хоть какое-то отношение к этому делу. Робертс не оставил никаких записей о покупке, хотя обычно он скрытничает не больше, чем любой арт-дилер.

— И его смерть была случайной?

Испанец надел зеркальные очки «порше».

— Столь же случайной, какой бывает любая подобная смерть, — ответил он. — У нас нет никакой возможности узнать, как или где он приобрел шкатулку. Мы обнаружили ее здесь восемь месяцев назад, и все наши попытки проследить ее путь оканчивались на Робертсе, а тот уже год как мертв. Пикар выпустил из своего рассказа то, что мы едва не потеряли шкатулку. Робертс хранил ее в своем загородном доме вместе с целым рядом прочих предметов, которые его наследники сочли просто набором курьезов. Весь лот едва не продали на публичном аукционе. Иногда мне хочется, чтобы так и произошло.

— А остальные предметы, — спросила Марли, примеряясь к его шагу, — что представляют собой они?

Он улыбнулся:

— Вы думаете, мы их не отследили, каждый в отдельности? Отследили, проверили. Все они, — тут он нахмурился, делая вид, что напрягает память, — «ряд малопримечательных образчиков современного народного искусства»…

— А что, известно, что Робертс интересовался чем-то подобным?

— Нет, — отозвался он, — но мы знаем, что приблизительно за год до смерти он подал заявку на членство в институте «Арт-Брют», здесь, в Париже, и добился того, чтобы стать попечителем «Собрания Эшман» в Гамбурге.

Марли кивнула. «Собрание Эшман» состояло в основном из работ психопатов.

— Мы питаем разумную уверенность, — продолжал Пако, беря ее под локоть и направляя за угол, в боковую улочку, — что он не делал никаких попыток использовать ресурсы того или другого учреждения. Может быть, прибег к услугам посредников, хотя это маловероятно. Сеньор, конечно, нанял несколько десятков специалистов, чтобы проверить архивы обоих заведений. Без всякого результата…

— Скажите, — поинтересовалась Марли, — почему Пикар думает, что недавно видел герра Вирека? Как это возможно?

— Сеньор богат. Сеньор любит являть себя по-всякому.

Он завел ее в какое-то кафе — несмотря на поблескивающие зеркала, ряды бутылок и игральные автоматы, оно напоминало отделанный хромировкой коровник. Зеркала лгали о размерах помещения, в глубине зала Марли увидела отраженный тротуар, ноги пешеходов, солнечный зайчик на втулке колеса. Пако кивнул сонного вида мужчине за стойкой бара и, взяв ее за руку, повел через мелководье круглых пластмассовых столиков.

— На звонок Алена вы можете ответить и отсюда, — сказал он. — Мы устроили так, чтобы его переадресовали из квартиры вашей подруги.