Уильям Гибсон - Избранные произведения в одном томе [компиляция]

Это был тот самый голос, который она слышала в капле-наушнике. Звук его странно отдавался в железной бескрайности этого места, пустоты, через которую она все падала и падала… Потом послышался резкий скрежет, и вдали вспыхнуло кольцо терпкой синевы, высветив дальний изгиб стены или обшивки из стали и литого лунного бетона. Поверхность стены была разлинована и испещрена картой тонко выбитых каналов и впадин, — очевидно, прежде здесь размещалось какое-то оборудование. В одних выемках еще держались шероховатые прокладки из расширяющегося пенопласта, другие терялись в мертвой черной тени…

— Зааркань-ка ее, Джонс, пока она не раскроила себе череп…

Что-то с влажным чмоканьем ударилось о плечо скафандра, и Марли, повернув голову, увидела прилипший плевок прозрачного пластика, за которым петляла тонкая розовая нить. На глазах та натянулась и рывком развернула ее. Пространство заброшенного собора наполнилось натужным стоном мотора, и медленно-медленно ее стали подтягивать, как улов.

— Однако подзадержались, — сказал голос. — Я все думал, кто будет первым. Так, значит, Вирек… Мамона…

Тут ее подхватили, несколько раз повернули. Марли едва не потеряла шлем, который поплыл было прочь, но кто-то сунул его ей обратно в руки. Сумочка, в которую Peз пихнула куртку и ботинки, описала дугу и врезалась Марли в висок.

— Кто вы? — спросила Марли.

— Лудгейт! — прогрохотал старик. — Виган Лудгейт, как тебе прекрасно известно. Кого еще он велел тебе здесь морочить?

Лицо старика, изборожденное морщинами, усыпанное пигментными пятнами, было чисто выбрито, но седые нестриженые волосы дрейфовали вокруг головы в приливах спертого воздуха, как морские водоросли.

— Извините, — сказала она. — Я здесь не для того, чтобы вас морочить. Я больше не работаю на Вирека… Я пришла, потому что… Я хочу сказать… я вообще уже не уверена, зачем сюда летела, но по пути я узнала, что художнику, который создает шкатулки, грозит опасность. Потому что есть что-то еще… Вирек думает, у этого художника есть что-то, что освободит его, Вирека, от рака…

Марли запуталась и умолкла, слова увязли в атмосфере безумия, которую ощутимо источал Виган Лудгейт. Теперь она увидела, что старик облачен в потрескавшийся пластмассовый панцирь древнего рабочего скафандра. На потускневшую сталь кольца под шлем были ожерельем налеплены дешевые металлические распятия. Его лицо оказалось вдруг совсем близко, и Марли ощутила запах гнилых зубов.

— Шкатулки! — Маленькие шарики слюны сворачивались у его губ, повинуясь элегантным законам Ньютоновой физики. — Блудница! Они — из длани Господней!

— Полегче, Луд, — раздался второй голос, — ты пугаешь даму. И вы полегче, леди, потому что старый Луд… ну, у него не так уж много бывает гостей. Совсем выбивают его из колеи, видите ли, но в общем и целом он безобидный старый хрен.

Повернув голову, она встретила веселый и спокойный взгляд широко распахнутых голубых глаз на довольно юном лице.

— Меня зовут Джонс, — сказал парнишка. — Я тоже тут живу…

Виган Лудгейт запрокинул голову и завыл. Звук диким эхом отразился от стен из стали и камня.

— Видите ли, — говорил Джонс, пока Марли подтягивалась вслед за ним по тросу с узлами, натянутому вдоль коридора, которому, казалось, не будет конца, — он обычно довольно смирный. Слушает свои голоса, всякое такое. Разговаривает сам с собой, а может, с голосами, не знаю. А потом на него вдруг находит, и он становится вот таким, как только что…

Когда он замолкал, Марли еще могла слышать слабое эхо завываний Лудгейта.

— Вы скажете, это, мол, жестоко, ну… то, что я его так оставляю. Но на деле так лучше. Он вскоре сам устанет. Проголодается. И тогда пойдет искать меня. Есть-то хочется, понимаете.

— Ты австралиец? — спросила Марли.

— Из Нью-Мельбурна, — ответил он, — или был, пока не поднялся по колодцу.

— Ты не против, если я спрошу, почему ты здесь? Я хочу сказать, здесь, в этом, этом… Что это?

Парнишка рассмеялся:

— Обычно я называю это Местом. Луд, он зовет его всякими разными именами, но в основном Царством. Считает, что нашел Бога. Правда-правда. Может, и нашел, если смотреть на это с такой точки зрения. Насколько я понял, до того как подняться по колодцу, он был кем-то вроде компьютерного мошенника. Не знаю, как именно его сюда занесло, однако старикана здешняя жизнь устраивает… Что до меня, то я в бегах, понимаете? Кое-какие неприятности, не будем вдаваться в подробности, — пришлось уносить ноги, да подальше. Ну так вот, я очутился здесь — а как, это уже отдельная долгая история — и нашел старого Лудгейта, который почти подыхал с голоду. У него был тут вроде какой-то бизнес, ну, продавал всякие вещички, какие находил в мусоре, и эти шкатулки, за которыми вы охотитесь. Правда, Луд для этого слишком уж сбрендил. Его покупатели появляются, ну, скажем, три раза в год, а он возьмет да и отошлет их прочь. Так вот, я и подумал, все равно, где прятаться, что здесь, что там, а потому я стал помогать ему. Вот и все, я думаю…

— Ты не мог бы отвести меня к художнику? Он здесь? Это очень срочно…

— Отведу, не бойтесь. Но это место строилось-то не для людей. Я хочу сказать, не для того, чтобы здесь жить, так что идти нам долго… Ну да никуда он не денется. Не могу гарантировать, что он сделает вам шкатулку. А вы правда работаете на Вирека? На этого суперпупербогатого старого пня из телевизора? Он ведь бош, да?

— Работала, — ответила Марли. — Несколько дней. А что до национальности, я бы сказала, что герр Вирек — единственный гражданин нации, состоящей из герра Вирека…

— Усек, — весело отозвался Джонс. — Все они одинаковы, это богатое старичье, хотя смотреть на них гораздо веселее, чем на какое-нибудь чертово дзайбацу… Ну разве бывает, чтобы дзайбацу покоцали, а? Возьмем старого Эшпула — мой земляк был, — который все это построил. Говорят, собственная дочь ему горло перерезала, а теперь она так же сбрендила, как старый Луд, забилась куда-то в своем фамильном замке. Место ведь было когда-то частью этого замка.

— Рез… я хочу сказать, мой пилот что-то такое говорила. И моя подруга в Париже недавно упоминала Тессье-Эшпулов… Клан… рассыпался?

— Рассыпался? О господи! Да просто псу под хвост! Сами подумайте: мы с вами ползем через то, что когда-то было сердечниками баз данных всей корпорации. Это железо скупил какой-то посредник из Пакистана. С обшивкой все в порядке, и в микросхемах полно золота, но его не так легко извлечь, как кое-кому хотелось бы… Эта огромная хреновина так и висит здесь с тех самых пор, один лишь Луд для компании — или, наоборот, она для компании Луду. Пока не пришел я. Вот так. Думаю, однажды сюда поднимутся бригады из Пакистана и примутся резать… Но забавно, как много всего тут до сих пор работает, по крайней мере иногда. Слышал я одну байку, она меня сюда и привела. Хотя Тессье-Эшпулы якобы стерли тут всю память…