Уильям Гибсон - Избранные произведения в одном томе [компиляция]

— От того, что случилось с восьмьюдесятью процентами?

Уилф просто кивнул на экране «Полли» и продолжил рассказ про Лондон. Там и раньше селились те, кто владеет миром, но не живет в Китае, так что город уцелел и потом первым начал расти.

— А что с Китаем?

Экран «Перекати-Полли» тихонько заскрипел, увеличивая угол подъема камеры.

— У китайцев была фора.

— В чем?

— В последжекпотовском устройстве общества. Ваше-то формально еще считается демократией. — Тут экран снова скрипнул и уставился на мамин газон. — Влиятельным людям, которые пережили джекпот и укрепились, демократия была не нужна. Они обвинили ее во всем.

— Так кто правит на самом деле?

— Олигархи, корпорации, неомонархисты. Наследственные монархии обеспечили привычный каркас. По сути феодальный, считают критики системы. Те немногие, что сейчас есть.

— Так правит король Англии?

— Лондонское Сити, — ответил Недертон. — Гильдии. В тесной связке с такими, как отец Льва. А такие, как Лоубир, дают им эту возможность.

— Так весь мир левый? — Флинн вспомнила разговор с Лоубир. — Кроме шуток?

— Клептархия — не шутка, — ответил Недертон.

Кловис Фиринг, которую Лоубир представила как старейшую свою подругу, была впрямь живописно и демонстративно стара — по меньшей мере ровесница самой Лоубир. В черной вязаной шляпке-клош на безволосой голове и траурном викторианском платье, настолько скучном, что наряды Тлен рядом с ним показались бы клоунскими, она походила на иссохшие мощи святого — мощи с пронзительными и очень подвижными черными глазками. «Культура Кловис», ее магазинчик на Портобелло-роуд, торговал исключительно предметами американского быта.

По дороге Лоубир объяснила Недертону, зачем его сюда взяла. Даэдра прислала приглашение на вечер вторника, хотя инспектор и не разрешила пока открыть сообщение. Сделать это и отправить ответ следовало из места, никак не связанного со Львом, чтобы не свести архитектуру семейной безопасности Зубовых с той, которая охраняет Даэдру.

— Кловис, этого молодого человека зовут Уилф Недертон, — говорила сейчас Лоубир, благодушно оглядывая варварское нагромождение предметов в тесном магазинчике. — Он пиарщик.

Миссис Фиринг — так значилось на входе — стрельнула в него быстрым взглядом ящерицы. Такой густой сети морщин и бородавок, как на ее высохшем личике, Недертон еще никогда не видел. Белки глаз были желтоватые, в паутинке лопнувших сосудов, сквозь пергаментную кожу толщиной, наверное, в несколько микронов, отчетливо просвечивал череп.

— Мы не станем его слишком строго за это осуждать, — сказала она неожиданно твердым голосом, в котором слышался американский акцент, хотя не такой выраженный, как у Флинн. — Я не знала, что тебе нужен пиарщик.

Ее руки, лежащие на прилавке, напоминали птичьи когти, на одной угадывалась татуировка, от времени утратившая всякую форму и совершенно неподвижная.

— Его друзья увлекаются континуумами, — сказала Лоубир. — Ты про такое слышала?

— В последние несколько лет от них отбоя нет. Они скупают всё две тысячи тридцатых — две тысячи сороковых годов. Стараются забраться как можно дальше от джекпота как такового. Примерно в две тысячи двадцать восьмой. Чем я могу быть тебе полезна, солнце мое?

— Уилф, — сказала Лоубир, — если не возражаете, я хотела бы поболтать с Кловис. Вы можете открыть почту и сделать звонок с тротуара. Не отходите от автомобиля, пожалуйста. Если случайно побредете в сторону, он вас вернет.

— Конечно, — ответил Недертон. — Рад был познакомиться, миссис Фиринг.

Кловис Фиринг, не обращая внимания на него, пристально смотрела на Лоубир.

— Мне надо освежить память, дорогая, — сказала та, когда он шел к дверям.

Был поздний вечер, и субботняя толпа уже заметно поредела. Торговцы с тележками по большей части сложили товар и уехали, хотя магазинчики, как у Фиринг, еще работали. Автомобиль Лоубир стоял перед домом завуалированный, однако от корпуса поднимался пар — странный эффект, который пешеходы старательно не замечали. Мимо, увлеченно беседуя, прошествовали два итальянца опереточно-профессорского вида и скрылись в лавке часовщика чуть дальше на противоположной стороне улицы. Автомобиль пощелкивал через неравные промежутки времени, словно остывающий металл. Недертону вспомнилось убитое лицо Флинн в лунном свете. Рассказ про джекпот вышел тяжелым. Недертон вообще не любил повествовательные аспекты истории, особенно этой ее части. В некоторых она рождала тягостный надлом, как в Тлен, других, как Льва, словно не затрагивала вовсе.

Он повернулся к витрине миссис Фиринг и сделал вид, будто разглядывает каменные наконечники под стеклянным колпаком — загадочные символы древнего порядка вещей. В залитом луной саду Флинн ему вроде бы удалось различить некий другой порядок. Он попытался вспомнить, что Лоубир говорила о мыслях Тлен по его поводу, но так и не сумел. Щелкнул языком по нёбу, вызвал приглашение Даэдры, изучил подробности. Прием должен был состояться в «Парадизе», Фаррингдон, на пятьдесят шестом этаже, то есть в бывшей Аэлитиной квартире, которую Бертона наняли охранять. В той самой, где Флинн видела убийство. Приглашение было на самого Недертона и доктора Анни Курреж, которую ждали периферально. Упоминался просто «прием» без указания поводов или степени официальности.

Новое прикосновение языком к нёбу. Круговое течение на эмблеме Даэдры. На сей раз — никакого гранитного зала. Приглушенный свет, плохо различимое помещение с легким намеком на будуарность.

— Мистер Недертон!

Ее гламурный модуль, радостно-изумленный.

— С благодарностью принимаю любезное приглашение Даэдры, — сказал он. — Доктор Курреж будет сопровождать меня периферально.

— Даэдра будет очень жалеть, что вы ее не застали, мистер Недертон. Попросить, чтобы она вам перезвонила?

— Нет, спасибо, в этом нет необходимости. До свидания.

— До свидания, мистер Недертон! Хорошего вам вечера!

— Спасибо. До свидания.

Эмблема Даэдры исчезла, возникла эмблема Лоубир.

— Вы снова в фаворе, как я погляжу.

— Вы подслушивали.

— Святая правда. Пожалуйста, вернитесь на секундочку в магазин.

Недертон вошел, стараясь не задеть чучело крокодила — или, может быть, аллигатора — в цилиндре, на задних лапах, с двумя парными револьверами (игрушечными, подумал Недертон) в одинаковых кобурах. Рукояти револьверов были украшены изображением бычьих голов.

Лоубир и Фиринг по-прежнему были у прилавка. Между ними лежал прямоугольник желтовато-белого пластика.

— Узнаете? — спросила Лоубир, указывая на поднос.