Уильям Гибсон - Избранные произведения в одном томе [компиляция]

— Мы были бедные, кроме Пиккета, которого, возможно, уже нет в живых, и еще одного-двоих. Не как тут. Работу не особо найдешь. Я пошла бы в армию, когда Бертон завербовался в морскую пехоту, но надо было ухаживать за мамой. И сейчас по-прежнему надо. — Она оглядела просторный парк, газоны, дорожки, похожие на чертеж с урока геометрии. — Это самый большой парк, какой я видела. Больше, чем в Клэнтоне у реки, где форт времен Войны Севера и Юга. А променад — вообще крышесносная штука. Он у вас один такой?

— Отсюда мы можем дойти променадами до Ричмонд-парка или до Хэмпстеда и оттуда дальше. Всего их четырнадцать. И сотни рек, которые мы откопали…

— Под стеклом с подсветкой?

— Несколько самых крупных, да.

Уилф улыбнулся было и тут же замер, как будто сам удивился. Флинн редко видела у него улыбку, во всяком случае такую. Он выпустил ее руку, но не сразу.

Они пошли дальше.

Появилась бляшка Мейкона с красным наггетсом.

— Я вижу бляшку Мейкона, — сообщила Флинн.

— Скажи «алло».

— Алло. Мейкон?

— У нас тут чего-то начинается. Кловис просит тебя вернуться.

— Что такое?

— «Лука четыре-пять» под окнами с плакатами. На плакатах ты, Бертон, ваша мама. Еще Леон.

— Что за фигня?

— Кажись, им ударило в голову, что Бог ненавидит «Сольветру».

— Где Бертон?

— Возвращается от Пиккета. Только что выехал.

— Черт, — сказала Флинн.

Недертон оторвал взгляд от битвы игрушечных корабликов на Серпентайне и увидел Тлен. Она, в разных оттенках черного и темной сепии, скользила по бежевой гравийной дорожке, словно на незримых колесиках.

Он очень жалел, что Флинн пропустила сражение, хотя сам любил пар больше, чем паруса, и драму дальнобойных орудий больше, чем вспышки крошечных пушек. Однако на пруду, там, где происходило сражение, были соразмерные корабликам волны и миниатюрные облачка; что-то в этом всегда его восхищало. Перифераль, сидя рядом на скамейке, казалось, тоже наблюдала за кораблями, хотя Недертон знал, что слежение за движущимися предметами — просто способ эмулировать сознание.

— Лоубир велела тебе ехать обратно в дом Льва, — сказала Тлен, останавливаясь перед скамейкой.

Ее юбка и приталенный жакет состояли из сложно скомбинированных лоскутков с рваными краями; каждый фрагмент, хотя, без сомнения, мягкий, выглядел темной луженой жестью. На сумочке, расшитой еще более вычурным узором траурных бус, висело серебряное украшение с множеством цепочек. Недертон знал, что это называется шатленка — род дамского несессера для викторианских хозяйственных мелочей. Или не совсем викторианских, подумал он, когда серебряный паучок с граненым гагатовым брюшком бойко взбежал по жакету, таща за собой цепочку и поблескивая глазками-стразами.

— Флинн, по-моему, встревожилась, когда ее вызвали назад, — сказал Недертон. — Очень некстати. Я как раз собирался изложить ей концепцию того, что должна говорить Анни.

— Я ей еще раньше объяснила, что ты пиар-менеджер, — ответила Тлен. — Она поняла это в терминах вырожденной парадигмы знаменитостей, так что было относительно просто.

— Связи с общественностью — не твоя область, — сказал Недертон. — Надеюсь, ты не породила у нее ошибочных представлений.

Тлен поправила периферали челку. Та подняла спокойные ясные глаза.

— Она что-то в нее привносит, верно? — сказала Тлен. — Я обратила внимание, что ты тоже заметил.

— Она сейчас в опасности?

— Да, наверное, хотя ничего толком не понятно. Кто-то влиятельный здесь хочет ее убить и подключает все более мощные ресурсы там. Мы ему противодействуем, но наша борьба создает слишком большую нагрузку на экономику ее мира. Нагрузка может вызвать еще более хаотические изменения, и, похоже, именно к этому сейчас идет.

Со стороны пруда донесся громкий треск. Дети радостно закричали, захлопали в ладоши. У одного из кораблей выстрелом сбило центральную мачту, как в той версии неведомого сражения, которое сегодня реконструировали. Недертон встал, подал периферали руку, та грациозно поднялась со скамьи.

— Мне не нравится, что она отправляет тебя к Даэдре, — сказала Тлен, пристально глядя на него раздвоенными зрачками, которые Недертон в последнее время видел так часто, что уже почти не замечал. — Наш конкурент в срезе — почти наверняка сама Даэдра или кто-то из ее окружения. Флинн они повредить не смогут, разве что уничтожить ее перифераль, и тогда она просто вернется в срез, пусть даже и пережив несколько неприятных минут. То же относится к Коннеру в Антоновом учителе танцев. Ты идешь туда сам, и с тобой можно сделать что угодно.

— Тактически я не вижу для нее иного пути. — Недертон глянул на Тлен, изумленный тем, что она, судя по всему, всерьез за него тревожится.

— И ты не думал об опасности, которой себя подвергаешь?

— Я старался не задерживаться на ней мыслями. И что было бы с Флинн, если бы я отказался? С ее братом, с матерью? Со всем ее миром?

Зрачки Тлен буравили его насквозь, хотя ее бледное лицо оставалось совершенно бесстрастным.

— Альтруизм? Что с тобой происходит?

— Не знаю, — ответил он.

У Кловис Реберн была замечательная кожа. Когда Флинн открыла глаза, Кловис как раз склонилась над ней и смотрела то ли на автономный отсекатель, то ли на провода. Легчайший переход за все это время, со скамейки в Гайд-парке на новенькую больничную койку. Как кувырок назад. Даже по-своему приятно.

— Привет! — Кловис, увидев, что Флинн открыла глаза, резко выпрямилась.

— Что тут происходит?

Кловис разорвала что-то на две половинки. Какую-то упаковку.

— Гриф сказал, конкурент нанял луканов, типа выставить нас в дурном свете. А по мне, если их протесты и действуют, то прямо наоборот.

— Мейкон сказал, Бертон едет от Пиккета.

— В реквизированной машине, благо там на стоянке этого добра теперь завались, — ответила Кловис. — Хозяев, тех, что работали на Пиккета, до сих пор выкапывают из-под развалин.

Она вытащила из упаковки маленький розовый кружок, отлепила от бумаги, задрала Флинн футболку и приклеила пластырь ей на живот, слева от пупка.

— Что это? — спросила Флинн, приподнимая от подушки голову вместе с короной.

Кловис задрала свою рубашку. На прессе, фактурном, как стиральная доска, был такой же розовый кружок с двумя красными линиями крест-накрест.

— Противоядие от тусняка, — сказала Кловис. — Но это пусть тебе Гриф объяснит.

Она сняла с Флинн корону и аккуратно положила на столик слева от кровати, на что-то вроде памперса.

Флинн перевела взгляд с короны на Коннера. Тот, в такой же короне, лежал на соседней койке.