Михаил Дребезгов - Пепел умерших звёзд

Мжижевич был одним из ведущих биологов империи, и неудивительно, что трофеи, добытые на Нифльхейме, попали на изучение именно его команде. Нынешняя кампания выдалась чрезвычайно урожайной: два принципиально новых вида гомункулусов и – самое интригующее – несколько йаэрна, подвергнутых действию темпорина.

Ими в лаборатории Мжижевича занялись в первую очередь. Результаты изумляли и обескураживали. Железо перестало оказывать свой вредоносный эффект, другие яды также утратили силу, иммунитет взлетел до невообразимых высот, а поврежденные ткани срастались в рекордные сроки – и всем этим феноменам, на первый взгляд, не было ни малейшего объяснения в рамках биологии. Ни ускоренного метаболизма, ни преображенной биохимии – ничего, что могло бы пролить хоть немного света на эту загадку. У кого иного опустились бы руки, но имперские исследователи не отступались, продолжая выдвигать гипотезы одна безумнее другой и проверять их на практике.

Одна из наиболее сумасшедших идей внезапно подтвердилась, и в изысканиях произошел настоящий прорыв. Оказалось, темпорин загадочным образом закольцевал биологическое время йаэрна, и их тела неуклонно возвращались к исходным параметрам – тем, в которых все было цело и невредимо. Оставались, правда, и неразрешенные загадки. Например, почему подобный эффект никак не влияет на память? Не должен ли мозг быть зациклен вместе со всем организмом? Чародеи увлеченно экспериментировали, выясняя мельчайшие подробности.

Тем не менее зацикленность во времени вовсе не гарантировала неуязвимость. Например, если оторвать йаэрна руку или ногу, приживить ее обратно будет невозможно, а вырастить новую уже не выйдет – внутренние ресурсы организма небесконечны. По-прежнему смертельны были высокие температуры и мощные электрические разряды – если использовать их достаточно долго. Враг не был бессмертен, и это утешало.

Куда больше интриговало другое. Подобное искажение времени вызывалось мельчайшей дозой темпорина – на что же он способен в больших количествах? И ограничивается ли его действие одной лишь биологией? Мжижевич не верил, что йаэрна не видят за деревьями леса, и потому был готов к тому, что темпорин в руках эльфов рано или поздно принесет Костуару новые проблемы. А значит, войну следует закончить до того, как это свершится. Эти соображения он изложил в закрытом отчете на самый верх – все же то была не его епархия – и приступил к изучению захваченных тварей.

Гомункулусы тоже преподнесли немало интересного. Родриго вывел на экран изображение препарированной «Ксифозы» на лабораторном столе – когтистые лапы раскинуты, крылья расправлены, панцирь на брюхе отсутствует, обнажая нутро – и ностальгически улыбнулся. Давно в его практике не было настолько интересных вскрытий. Чего стоили одни только попытки прорваться сквозь броню, а сколько сюрпризов было внутри…

Вздохнув, Мжижевич закрыл фото и принялся за составление итогового отчета. Сейчас державу интересовали конкретно методы поражения врага, а не удивительные особенности его устройства. Хорошо, предоставим в лучшем виде…

Пальцы порхали по клавиатуре, работа спорилась. За стеклами очков глаза биолога зловеще сверкнули. Перед внутренним взором ученого разворачивалась картина падения Кьярнада.

Звездолет «Танатос»

Двадцать седьмое ноября 2278 года по земному летосчислению

Часы сменяли друг друга с фантастической скоростью – так, бывает, перелистываются страницы интересной книги. Заковыристые чертежи один за другим претворялись в реальность, новый проект постепенно обретал плоть. Мастерская полнилась звуками, цветами и запахами. Что-то вспыхивало, гудело, шипело, искрило, а в воздухе висел стойкий смрад горелого пластика.

Ненадолго прервавшись, Макс не глядя взял с верстака термос с кофе, открутил крышку и сделал пару больших глотков. Удовлетворенно крякнул, поставил емкость на место, рассеянно отметив, что теперь бок термоса заляпан маслом, и вернулся к работе. Буквально через пару минут лабораторию огласил очередной взрыв, но на сей раз защитное поле ИЦМАЭ не позволило великому изобретателю пострадать.

Прошел час. Гротескная мешанина начала облекаться в корпус.

К полудню работа была закончена. Время завершения Аневич-Эндриксон знал точно – окончив масштабный труд, он впервые позволил себе бросить взгляд на циферблат наручных часов. Увиденное его изрядно обескуражило.

– Да… это я, конечно, заработался, – смущенно пробормотал он. – Пойти поспать, что ли?.. Нет, надо довести это дело до конца. Проведем испытание – и вот тогда можно будет на боковую.

Максимилиан сделал пару неуверенных шагов и понял, что сейчас рухнет. Тогда он воровато огляделся – на тот непостижимый случай, если в мастерской есть кто-то еще, а он не заметил в рабочем угаре – и вынул из-под верстака другой термос, поменьше. До этого он надеялся не доводить и приберег на крайний случай. Внутри плескался сложный коктейль из разных психостимуляторов, среди которых наиболее известными – но далеко не самыми многочисленными были амфетамины. Ученый осторожно глотнул и понял, что готов жить дальше.

Аневич-Эндриксон взял в руки прибор и охнул – держать его оказалось дьявольски неудобно. «Нужно было предусмотреть ручки». Изобретатель засеменил в кают-компанию – он рассчитывал, что сейчас там есть хоть кто-то, кому можно похвастаться.

За круглым столом обнаружился лишь Уррглаах, сидевший там с лицом праведника, наконец достигшего полного просветления. Макс скептически посмотрел на него, по-птичьи склонив голову набок, и водрузил свой агрегат на стол. Агрегат бухнул об столешницу, дракон не отреагировал.

Тут в дверях появился Александр и изумленно замер, разглядывая открывшуюся его глазам картину. Впрочем, вскоре ему пришлось потесниться – пришли Эльринн и Зиктейр. Мгновение спустя баггейн и гремлин сполна разделили изумление чародея.

В самом деле, не так уж часто их глазам открывалось столь экзотическое зрелище. Великий основатель «Теней» – в грязном лабораторном халате и с ладонями, в которые въелась смазка и небеса знают что еще, с растрепанными волосами и лихорадочно горящими глазами – стоял возле монструозного прибора, похожего на помесь радиоприемника и ощетинившегося ежа. Триумфальное выражение лица удачно завершало стереотипный облик «безумного ученого».

Уррглаах наконец открыл глаза. Вот на его лице ни следа удивления так и не появилось. На миг мелькнуло выражение, похожее на: «А, все собрались, ну вот и хорошо», – но это мгновение было столь кратким, что никто не стал бы ручаться, что ему не померещилось.