Pax Blank - В Тенях и Темноте

Таким образом он ходил по лезвию ножа, балансируя между авантюрным инакомыслием и оскорбляющим его повиновением, используя любую возможность жить своей жизнью в пространствах внутри волевого и непреложного присутствия своего Мастера. Когда-то его отец предсказывал ему, что он научится так жить.

И тогда же, три года назад, Люк ответил своему отцу, что это не жизнь.

Однако где-то в глубине души, он чувствовал, что не заслуживает лучшего… Его Мастер знал об этом, использовал и обращался с ним соответственно.

Медленно, но линии фронта и терпимости были сдвинуты с обеих сторон, их часто бурные споры и разногласия, характерные для раннего общения, сделались мягче и превратились в более тонкую игру, ибо опыт научил Люка тщетности открытой конфронтации. Основные правила игры не изменились. Люк по-прежнему находил большую часть поступков и приказов Мастера оскорбительными, а Палпатин по-прежнему подавлял в нем сомнения, заставляя двигаться вперед убеждением или принуждением. Но постепенно их разногласия уменьшались, становясь все более незначительными — и в результате реакция Палпатина становилась менее яростной и жестокой, хотя Люку не нравилась мысль, что эти две вещи взаимосвязаны.

Люк уже давно бросил попытки понять свои мотивы, выводы были слишком неутешительны для раздумий. Он либо уставал от постоянной борьбы и все чаще сдавался без боя, равнодушно принимая поражение, либо просто привык к своему положению, утомленный цинизмом. Ибо то, что раньше казалось возмутительными требованиями Мастера, стало теперь незначительным. Дискомфорт, который Люк все еще ощущал, становилось все легче и легче игнорировать, воспринимая его, как еще одну каплю в море своих дурных чувств и испытывая неприятное подозрение, что он не просто сдался и играл роль, а действительно стал таким.

Но и со стороны Палпатина были, как минимум, некоторые уступки, поскольку периоды времени, проводимые Люком за пределами Дворца, вдали от манипуляций, становились все более продолжительными, и это происходило не по выбору его Мастера. А иногда Палпатин и вовсе уступал в спорах.

Победы были небольшими — каждый получал то, что мог… и на что рассчитывал.

Высокие покрытые орнаментом двери Палаты Аудиенций еле слышно отворились, и оттуда вышел Вирс — один из генералов его отца; увидев Люка, он тут же повернулся к нему, щелкнул каблуками и склонил голову в образцово военном поклоне. Люк посмотрел на него без всякого выражения эмоций, лишь отмечая про себя факт его присутствия здесь — чтобы позже обдумать это.

Следом вышел канцлер Амедда и слегка кивнул, приглашая Люка, успевшего уже отвернуться от уходящего генерала. Он в последний раз сделал глоток чистого свежего воздуха и тщательно убрал за ментальные щиты все принадлежавшие только ему мысли и переживания, связанные с этим тревожным местом.

И затем шагнул вперед.

Необузданный джедай Палпатина спокойно шел вдоль длинного зала, не глядя по сторонам и не отводя глаз от Мастера. Уже на половине пути он знал: что-то не так — и Палпатин отчетливо ощущал это. Возможно из-за того, что в зале не было никого кроме Амедды, а когда Император наказывал своего нового ученика, он всегда делал это за закрытыми дверями; между Императором и его джедаем не должно было быть никакого публичного разногласия. Подойдя к трону, Люк плавно опустился на колено, в который раз ощущая мимолетное чувство неловкости и негодования. В отличие от своего отца он никак не мог привыкнуть к этому — он решил никогда не привыкать.

— Неймодианский мятеж был подавлен, Мастер. Заговор провалился, и все военные заводы остались нетронутыми. Военное положение введено только на Северном материке, но я не предвижу проблем там. Ситуация нормализуется в течение месяца при сохранении комендантского часа и ограничений на ношение оружия.

Пока джедай говорил, Палпатин молча рассматривал его, по-настоящему не вслушиваясь в доклад — в этом не было необходимости: либо джедай выполнил приказ, либо его бы здесь не было. А о том, что он не сделал, Палпатин уже знал и так.

Поэтому он просто смотрел, вновь восхищаясь своим Волком. Восхищаясь его голубыми глазами цвета сумрачного льда, его волнистыми, непослушными волосами, достающими до плеч и обрамляющими удивительно молодое лицо, фактически темными на фоне бледной кожи, его шрамами, которых не было, когда он только прибыл сюда, а теперь изрезавших и его душу, и тело — но ему это шло, придавая прежде несколько наивному лицу темное очарование, на смену неопытности и простодушию пришли значимость и серьезность.

Закончив говорить, Люк начал подниматься, и Палпатин вернул свои мысли к настоящему моменту.

— Я не давал тебе разрешения встать, джедай, — произнес он с легким оттенком холодной угрозы.

Мальчишка замер — и, лишь немного сжав челюсти, снова покорно опустился на колено.

— Ты встречался со своим отцом, — отрывисто напомнил Палпатин.

— Мой отец встречался со мной, — поправил его Люк, не поднимая головы.

— По какой причине?

— Он считает, что на борту «Несравненного» шпион, — сейчас было не время для игр, но Люк не мог удержать себя.

— В самом деле? — любезно поинтересовался Палпатин, но угловым зрением Люк заметил, как тот прикрыл рот своей изможденной бледной рукой, разыгрывая раздумье, как он часто делал, когда лгал. — И кто бы это мог быть?

Люк не колебался:

— Его зовут Дрей Воуз. Он инженер.

Палпатин слегка откинулся назад и опустил руку во временном облегчении.

— Лорд Вейдер прав?

— Простите, он был инженером, — учтиво исправился Люк, отмечая в памяти необходимость как можно быстрее сообщить это имя отцу — для своей защиты, не Вейдера.

— Так значит, вопрос решен?

— Да, Мастер.

— Ты уверен, что он действовал один?

О, искушение было слишком велико:

— Следует всегда оставаться бдительным, Мастер.

Палпатин сузил глаза, и затем вновь чуть поудобнее устроился на месте:

— Что с зачинщиками мятежа на Неймодии?

Его джедай лишь слегка напрягся от перемены темы, это было видно по изменившимся складкам на его плаще; он переоделся, прежде чем идти сюда — надеясь немного снять напряжение встречи, зная, что она будет нелегкой. Вместо своего привычного костюма военного кроя, он выбрал более традиционное черное одеяние. Это был тонкий знак проявления уважения к Императору. Скромно и сдержанно, но Люк знал, что Палпатин обязательно отметит это.

— Повстанцы уже ушли к тому времени, Мастер. Я передал их данные…

— С неймодианцами, — перебил его Палпатин.

Мальчишка не поднял головы, хотя знал, что был пойман. С другой стороны, он знал, что так будет. Скрывать это было бессмысленно. Единственное чего он не знал — это меры его наказания.