Юрий Табашников - В паутине чужих миров. Эвакуация

— Вить, наверняка дальше, намного дальше. Одни черепа и кости. Лодки какие-то. Ни 'колец' тебе, ничего знакомого. Понаехали, суки, одни неприятности от них. Фамилия, имя! Ты что, такой бесстрашный что ли, козёл? Дальше в 'молчанку' хочешь поиграть? Не тех решил позлить!

Я стоял перед ними на коленях, пока они меня обсуждали, и пытался прогнать побольше воздуха через лёгкие. Всё-таки попал я не в наш мирок, где каждый старался в первую очередь, не взирая на опасность помочь ближнему. Совсем нет. В другое место. Здесь все, насколько помню, ИГРАЛИ в крутых. Играли самозабвенно, веря в свою крутизну.

— Снимай ботинки.

Неторопливо выпрямившись, стянул один кроссовок, за ним второй. Пока я медленно освобождался от обуви, попытался мысленно сосредоточиться на мире переселенцев, забросить невидимую нить в нужное направление, якорем зацепиться за воспоминания, за знакомый образ одинокого автобуса и шикарные ветвистые первобытные деревья. Закрыл глаза и приготовился к переходу.

Ничего не произошло.

Снова открыл глаза и увидел полицейских. Видимо для того, чтобы вернуться к Денису и Макоа мне нужен был относительный покой и тишина, позволяющие сосредоточиться.

*********** При виде моих ног невысокий Виктор немного отпрянул в сторону. Конечно, я давно не мыл их, не стриг ногтей. Для изнеженного обоняние цивилизованных городских жителей запах был ещё тот.

— Блин, на голую ногу 'кроссачи' натянул. И не мыл их с рождения ни разу. Точно, ни разу, — поморщившись, сказал он.

Более агрессивный и экспансивный Петров прореагировал гораздо резче.

— Ну и вонина. Ах ты, тварь, — выругался он. Его поведение вполне можно было объяснить. Как я понял, совсем недавно в районе вокзала произошло что-то на редкость нехорошее. Убийство. Кого-то убили, раздели и бросили в кустах или возле железнодорожного полотна. И сняли-то как раз вещи, очень похожие на те, что дал мне услужливый Миронов! Спортивный костюм и кроссовки.

Мою догадку подтвердил сухощавый патрульный. Достал рацию, связался с кем-то и деловито доложил, что подозреваемый, соответствующий заявленным уликам на все сто, задержан в районе старого стадиона. Попросил помощь и машину, и как можно скорее.

Я безучастно сидел на пятой точке на тёплом, прогретом асфальте пытаясь понять, почему мне не удалось вернуться назад, полностью погрузившись в свои мысли. Я словно отключился от реальности и едва не пропустил удар. Сначала услышал:

— Ты что, меня не слышишь? — и вдруг увидел перед лицом носок огромного, наверное, сорок пятого размера, ботинка Петрова. Гнев закипел внутри груди, сформировавшись вновь в области кулаков в тёмные облачка. Легко увернувшись от неуклюжего выпада, схватил противника за голень и резко дёрнул ногу вверх, одновременно вставая. Я легко опрокинул Петрова на спину. Он не просто упал, а с силой отлетел, спиной глухо впечатался в стену павильона из тонкого профнастила. Оставив на поверхности порядочную вмятину, полицейский безжизненно сполз вниз.

Его напарник не растерялся. Повернув голову, я увидел в паре сантиметров от глаз жуткое тёмное круглое отверстие и секундой позже осознал, что смотрю прямо в дуло табельного пистолета.

— Сидеть, — прохрипел Виктор.

Он легко мог выстрелить в меня.

Я же ещё легче убил бы их обоих, или просто 'вырубил' бы незадачливого стража порядка. Мой гнев клубился тёмным туманом вокруг кулаков, но я контролировал его.

Петров быстро пришёл в себя и грузно поднялся, опираясь рукой о стенку.

— Ничего он тебя приложил. Откуда только силы взял? — негромко сказал невысокий крепыш. — Есть у тебя пара минут на разговоры, пока машина не подъехала.

— Писец тебе, пидор. Убью, гнида, — навис надо мной сержант, одичавший в один миг и совершенно потерявший над собой контроль. Я доброжелательно улыбнулся ему. Чего только не бывает. Самое главное в жизни — уметь прощать.

Сильнейший удар отбросил меня на землю. Едва упав, привычно прикрыл лицо руками и свернулся в клубок, подогнув ноги. Содрогаясь от посыпавшихся ударов, автоматически попытался максимально закрыться. И вовсе не для того, чтобы уменьшить болевой синдром, которого у меня больше не было или же защитить внутренние органы, столь легко восстанавливаемые. Просто не хотел, чтобы они заметили, как моя кровь, разлетаясь фонтанчиками по сторонам, на лету сворачивалась в шарики и те, упав на асфальт, весело подпрыгивали, возвращаясь в порезы и гематомы.

Сержант быстро вывалял меня в пыли, следы крови остались на разбитой губе и лице. Пару ударов я специально пропустил, раскрасив своё лицо шикарными синячищами. Мне нужно было продолжать играть в их игры, если я хотел закончить намеченный мной важнейший эксперимент.

Как и всякий предмет, от внешнего воздействия благодаря приданной инерции, я сгибался и 'скользил' по асфальту.

— Хорошо ты его отделал, — услышал внезапно чужой голос. Меня подхватили под мышки и подняли с земли. Я сделал вид, что не могу стоять, обвиснув всем телом на чужих руках. — Что говорит?

— Молчит, падла.

— Молчит? — искренне удивился неизвестный.

— Разговорится. Сами оформим, документов нет никаких...

— В 'бычарню' его! — зарычал Петров. — Сразу всё вспомнит!

Все последующие полчаса, что меня везли по городу в машине, в специальном отделении; что вели по полутёмному коридору, я пытался нащупать незримую связь с покинутым миром. С каждой минутой страх увеличивался — я не мог нащупать ничего похожего на проход.

Возвратился к реальности от грубого толчка в спину. Невольно переступил через порог в открытую камеру. Дверь, с закрытым смотровым окошком скрипнув, громко хлопнула за спиной, отрезая любую возможность для побега.

Первое время я мало что смог разглядеть. Лишь размытые силуэты длинных двух ярусных палатей, едва различимые лица людей с любопытством смотрящих на меня и грязную парашу совсем рядом, слева от входа.

Я попытался как можно быстрее справиться с проблемой и восстановить повреждённую роговицу глаза.

— Офигенно 'разрисовали', — констатировал кто-то факт побоев.

А потом, словно случайно, ещё один неизвестный сверху уронил мне под ноги полотенце. Я знал, что означает камерное посвящение и что нужно делать дальше, чтобы не уронить авторитет. Но сделал всё с точностью наоборот. Зачем? А чтобы побыстрее разобраться с ситуацией и попробовать вернуться к Макоа.

Я поднял полотенце и вытер им лицо. Невольный вздох пронёсся по камере. Послышались смешки.

— Зачушил себя сам, Бельмондо.

— А может он просто Бивень? — неожиданно услышал до боли знакомый голос и повернулся на него. Теперь я значительно лучше видел, даже в полумраке. От того, что удалось разглядеть, невольно вздрогнул. Я знал их, знал всех. Не так давно собственными руками убил каждого из местных постояльцев в недалёком будущем.