Дмитрий Кружевский - Искатель: Искатель. Потерянный. Бродяга. Возвращение (сборник) [litres]

– Эх, не узнаю я тебя, – покачал головой Андрей. – Всегда рвался к звездам, а сечас…

– А сейчас просто понял, что мои звезды здесь, – он кивнул в сторону стоящей на столе фотографии, – одна большая, другая поменьше. Да и в академии дел выше крыши.

– Ну, в этом не сомневаюсь, Военно-космическая академия дальних исследований «Искатель» гремит по всему Анклаву. Еще бы, с таким-то главой. И все же, прошу тебя, подумай еще разок.

– Майер подослал? – скосил глаза на Андрея Кир.

– Не подослал, а просто просил поговорить.

– Андрюша, – Кирилл хлопнул друга по плечу, – бесполезно. Я уже все решил. Лучше скажи, что там с поиском, нащупали хоть одни действующие.

Малышев покачал головой.

– Нет. Глухо. Похоже, тхала заблокировали все врата в зоне прямого пробоя. Даже нащупать каналы не можем.

– Значит, придется лететь.

– Придется, – согласно кивнул Андрей. – И ты бы очень пригодился в этой экспедиции.

– Не начинай…

Они помолчали.

– Все хотел спросить, – сказал Малышев, подходя к полкам и проводя пальцем по корешкам книг. – Где сейчас командор Дорнер, случайно не в курсе?

Кирилл бросил быстрый взгляд на друга.

– А зачем он тебе?

– Нужен для одного дела, – уклончиво ответил Андрей. – Или секрет?

– Да нет, – пожал плечами Кир. – Насколько мне известно, где-то на окраинах, занят выковыриванием кергарцев. Мое упущение, не добили мы их тогда, вот они и раползлись как тараканы. Да ты бы лучше у комиссара спросил, они же с ним друзья.

– Наверное, так и сделаю, – кивнул Малышев.

– Мальчики, – в комнату просунулась голова Айко. – Закончили сплетничать, прошу к столу.

– Изыди, – цыкнул на него Кир, рассмеявшись, и, повернувшись к Малышеву, бросил: – Пойдем, смысл воду толочь. Решение принято, и переубеждать меня бесполезно.

Они вернулись в гостиную. Кирилл сел во главе стола и, распечатав протянутую Реном бутылку, разлил по бокалам.

– Ну, давайте за тех, кого сегодня с нами нет, – сказал он тихим голосом. – За наших друзей.

– За друзей.

Бокалы с легким звоном сошлись над столом.

На некоторое время в гостиной повисла тишина, сменившаяся неторопливыми разговорами, разбавляемыми очередным тостом. Вино кончилось довольно быстро, как и закуски, после чего Лайм сбегала на второй этаж и вернулась оттуда с гитарой, которую протянула Малышеву.

– Сыграй, Андрюша.

– Ну, – Андрей осторожно взял инструмент и пробежался пальцами по его струнам. – Давно не играл, но попробую, тем более недавно одну песню нашел…

– Опять какую-то древненародную… Нет, чтобы что-то современное сбацать, – проворчал Рен, но тут же воздел руки вверх под грозными взглядами присутствующих женщин.

– Песня действительно древняя, – сказал Малышев, настраивая гитару. – Но мне лично понравилась, чувствуется в ней что-то такое. Впрочем, сами слушайте.

Он прокашлялся, и его бас поплыл по комнате, отражаясь от стен и оседая в душах слушавших:

Андрей умолк и оглядел друзей, остановив взгляд на Кирилле, в глазах которого стояли слезы. Лайм поймала его взгляд, проследила и, поднявшись, обняла мужа за плечи, уткнувшись лицом в его волосы.

– Все нормально, дорогая, – улыбнулся Кир. – Неси чай и сладости, а то времени уже много.

Женщина понимающе кивнула, и вскоре среди тарелок и бутылок появились вазочки со сладостями и бокалы с ароматным чаем. Разговор вновь потек как-то сам собой, на этот раз перекинувшись на воспоминания из детства, переплетаясь с обсуждением дел текущих.

– Послушай, Кирилл, а почему ты не остался в Анклаве, наверняка ведь предлагали? – спросила Тина.

– И сейчас предлагают, – улыбнулся Кирилл. – Вот только я отказываюсь.

– Почему?

– Почему… – Кирилл на мгновение задумался. – Знаешь, Тин, не помню кто, но кто-то мне сказал, что у человека в жизни всего два пути: либо ярко гореть, освещая путь другим, либо тихо тлеть для себя. Так вот я горю, горю на работе, нет, просто пылаю, и все ради того, чтобы зажечь юные сердца, научить их мечтать и бороться за свою мечту, как бы пафосно это ни звучало.

– И как, получается? – с сарказмом спросил Рен, вытаскивая из вазочки очередную печеньку.

– Еще как, – ответила вместо Кирилла Лайм, подходя к нему сзади и приобнимая за плечи. – Курсанты его просто обожают.

– Бедные детишки, представляю, чему ты их научишь, – сказал Айко, качая головой, и, получив оплеуху от сидевшей рядом Минако, жалобно пискнул: – За что, любимая?

– Ну, во-первых, чтобы не говорил с набитым ртом, во-вторых, чтобы не болтал глупости, а в-третьих, хватит налегать на сладости, а то уже все сожрал, камбала ты неразумная, – пояснила женщина, демонстративно загибая пальцы.

– Пусть ест, – улыбнулась Лаймалин, разжимая объятья, – я еще принесу.

– Лаймочка, а можно вот тех кругленьких пышечек с шоколадным кремом побольше, пожалуйста, – Айко сложил руки лодочкой в просящем жесте и тут же вновь втянул голову в плечи от очередного подзатыльника своей благоверной.

Кирилл рассмеялся.

– Нет, ребята, вы совсем не меняетесь. Одень вас сейчас в курсантскую форму, подстриги по-другому – и от молодежи не отличишь.

– Зато ты совсем седой стал, – вмешался в разговор Андрей, все это время молча сидевший у окна. – Не пытался к врачам сходить, пусть бы с генами поколдовали.

– А он не хочет, – вновь ответила вместо Кира Лайм, ставя на стол очередную вазочку со сладостями. – Говорит, что это не седина, а ожоги далеких звезд.

– Поэтычно, но как всюгды бестолкаво, – промычал Айко, поглощая очередную вкусняшку и одновременно быстренько отодвигаясь от жены на другую сторону дивана.

– Ладно, народ, кончаем болтовню, именинница идет, – бросил Андрей, поднимаясь со своего места. – Шустро убираем остатки банкета.

Все сразу же засуетились, быстро приводя себя и стол в порядок, убирая бутылки и бокалы из-под вина, так что, когда хлопнула входная дверь, центральное место на столе занимал разноцветный торт с одиннадцатью свечками.

– Поздравляем с днем рождения, – грохнул дружный хор мужских и женских голосов, заставив вошедшую в гостиную худенькую длинноволосую девочку притворно схватиться за сердце и закатить глаза.

– Взрослые, вы ж меня до инфаркта доведете, – сказала она, бросая в угол школьный рюкзачок. – Как дети прям.

– Едкая на язык, как мама, и такая же красивая, – рассмеялась Минако, подходя к имениннице и обнимая ее. – Привет, Алиска.

И завертелась праздничная суета, до краев наполненная безграничной детской радостью от подарков, поздравлений, приправленная пришедшими в гости одноклассниками и разбавленная притворными возмущениями выпроваживаемых погулять взрослых. Все закончилось только к ночи, когда луна уже висела над головой, освещая городок своим потусторонним светом, а черное одеяло неба покрылось мерцающими бусинами звезд. Гости разъехались, и в доме наступила непривычная тишина.