Дмитрий Силлов - Закон охотника [litres]

Но главное, конечно, это кровать. Большая, деревянная, сработанная по-советски громоздко, избыточно и надежно. Белье, которым Катя старательно заправила это здоровенное чудо, я аккуратно собрал в стопку и сложил на чемоданы. А на кровать улегся прямо в броне, опустив забрало шлема и положив автомат на грудь. Спасибо, конечно, радушным хозяевам, но я ни на секунду не забывал, что нахожусь в Зоне. Будь они чуть менее располагающими к себе, я б на люк что-нибудь тяжелое определил, тот же шкаф на него задвинул, например. А так достаточно патрона, что я на него положил. Попытается кто-то открыть люк, патрон скатится, и я от того звука непременно проснусь. Главное только, с ходу очередью не полоснуть, мало ли, вдруг любопытные дети захотят еще раз посмотреть на «космонавта»…

Это всё я уже додумывал, стремительно проваливаясь в сон, глубокий и черный, как болото, за которым раскинулась гостеприимная деревня Новосёлки…

Я проснулся от стона. Тихого, жалобного, жуткого. И в то же время какого-то неживого.

Реакция на такое пробуждение у любого сталкера одинаковая – через мгновение я стоял возле кровати с автоматом наизготовку. Мозг еще приходил в себя, после сна загружая в себя окружающую реальность, а рефлексы уже сработали. Это нормально. Иначе в Зоне не выжить.

Но стрелять было не в кого. Через мгновение я осознал, что это воет ветер в разбитом окошке чердака, цепляясь за острые осколки стекла, торчащие из рамы. Но кто успел разбить окно, пока я спал, так, чтобы я не услышал звука бьющегося стекла?

Я круто развернулся на месте: главное в непонятной обстановке – понять, что никто не собирается напасть сзади…

Но за моей спиной никого не было. Лишь кровать, на которой я спал, какие-то трухлявые кости на полу возле нее, почти что полностью рассыпавшиеся в пыль, да большая дыра в полу на том месте, где вчера стоял шкаф. Сквозь разбитое окно падали скудные лучи рассветного солнца, позволяющие рассмотреть обломанные доски давно сгнившего пола, люк без крышки и растрескавшуюся от времени спинку кровати, которая еще вчера была практически новой. А еще на полу было разбросано много мусора – пожелтевшие обрывки газет, осколки стекла, плюшевый медведь с оторванной задней лапой, ручка старого чемодана…

Это было странно. Но не удивительно. Я слишком много всякого повидал в разных мирах и отучился удивляться. К тому же у любой странности должно быть объяснение.

Я осторожно закинул на плечи рюкзак, который ночью лежал у меня в ногах, и подошел к люку, в любой момент готовый к тому, что гнилой пол провалится подо мной. Но нет, выдержал. Правда, вчерашней лестницы возле люка не было. Ничего страшного.

Я прислушался. Внизу было тихо. Конечно, это не значит, что по углам нижней комнаты не рассредоточилось отделение вооруженных бойцов. Но понять, как оно там на самом деле, в данной ситуации можно было только одним способом.

И я прыгнул вниз.

Приземлился мягко – сработали амортизаторы бронекостюма. Кувырок боком через плечо, так как по-другому с таким рюкзаком никак, выход в положение для стрельбы с колена…

И опять все мои маневры оказались напрасными.

Дом был пуст и давным-давно заброшен. Кучи мусора по углам, обломки кровати, почерневшие остатки разбитой тумбочки, валяющаяся на полу сломанная, наполовину сгнившая лестница, по которой я вчера поднимался наверх. И, конечно, частично превратившиеся в труху фрагменты шкафа и сундука, под весом которых однажды провалился гнилой пол чердака.

В соседней комнате меня ожидала аналогичная картина. Местами покрытый плесенью стол, за которым я вчера ужинал, фрагменты разломанной мебели… и пожелтевший от времени старый календарь на стене за тысяча девятьсот восемьдесят шестой год.

Двери не было. Я вышел наружу из дома, который теперь напоминал пустой череп разложившегося трупа. И не сразу разглядел пять деревянных столбиков во дворе, заросшем бурьяном высотой мне чуть ли не по пояс.

Я подошел ближе.

К столбикам были прибиты фанерные таблички, на которых еще можно было разобрать надписи, выведенные зеленой армейской краской.

«Николай». «Екатерина». «Витя». «Таня»…

Пятый столбик был вкопан чуть поодаль от остальных, и на нем тоже был криво прибит кусок фанеры с надписью «Нуклон». Это правильно, что поодаль. Собак вообще не хоронят рядом с людьми. Разве только если эти люди очень любили свою домашнюю животинку и, умирая, попросили об этом кого-то. Например, брата Екатерины, который нашел их тут при смерти и выполнил последнюю волю родных…

– Упокой вас Зона, – прошептал я. – Пожалуйста, упокой.

Очень искренне я это сказал, от души. Потому что не дело, когда семья хороших, добрых людей из того наивного и героического Советского Союза днем лежит в земле, погибшая от первой волны Излучения или от рук мародеров, а ночью вновь и вновь проживает те сутки, что предшествовали их гибели. Наверно, потому и ничего не рассказывали сталкеры особенного о Новоселках, потому что днем это было просто покинутое, разрушенное село, одно из многих в Зоне. И, похоже, я первый, кто заночевал в этой огромной аномалии…

А потом до меня дошло.

Нет, всё-таки я не первый. Просто у тех, кто ночевал тут до меня, не было продвинутого научного бронекостюма, экранирующего аномальное излучение. И это их истлевшие кости лежали возле кровати, на которой я провел ночь. Аномалии в Зоне не бывают безопасными для человека. И если в них попал, то тебе должно очень сильно повезти, чтобы остаться в живых.

Мне – повезло. В который раз уже. Зона больше не помогала мне, но, похоже, личная удача всё-таки меня не оставила. Что ж, значит, я еще нужен Мирозданию. А коли так, то пора выдвигаться навстречу своему предназначению, будь оно неладно.

Моя «галоша» стояла там же, где я ее оставил, возле забора. Которого больше не было – из густой травы торчали лишь два гнилых столба, на которые раньше крепились поперечные лаги. Впрочем, на «галошу» аномальный переброс во времени никак не повлиял. Во всяком случае, изменений во внешнем облике моего транспортного средства я не заметил – разве что на капоте осели мелкие бисеринки утренней росы. С некоторой опаской я залез в нее, завел…

Движок негромко загудел, «галоша» приподнялась над травой. Бросив последний взгляд на покосившийся дом, я развернулся и взял курс на Рассоху.

Оставив пользующуюся дурной славой деревню Иловницу по левую руку, я вырулил на старое шоссе – разбитое и основательно поросшее сорняками. Но всё-таки лучше лететь над относительно ровной, хорошо обозримой поверхностью, чем лавировать меж скрывающимися в бурьяне подозрительными проплешинами, ямами и кочками, которые запросто могут оказаться замаскировавшимися аномалиями. Можно сказать, оптимальный вариант для такого рода передвижения.