Владимир Ерофеев - Маркус Фастмувер. Вторжение

Такие легкомысленные слова главы государства взбесили опытного военачальника, но генерал, сжав до боли зубы, все же сдержал себя. По-другому было никак, ведь с ним говорил президент. Сделав небольшую паузу и успокоившись, Томпсон ответил:

– Сэр, какое бы то ни было желание, но у нас нет таких возможностей. Их технологии обошли наши на тысячи лет. Их невозможно уничтожить никаким оружием! Что, сэр? Ядерным? Нет, сэр, нет! Только не это, прошу вас! Это будет катастрофа, сэр! Мы смоем в океан весь юг Флориды и кучу островов! Мы убьем миллионы людей, но не уничтожим ни единого солдата противника! Я гарантировал вам, что Маркус справится, и я не отказываюсь от своих слов!

Пожилой генерал вдруг замолчал. Он устало сел в кресло и закрыл лицо ладонью в каком-то глубоком раздумье, но через мгновение снова заговорил:

– Сэр, прошу только один шанс! Мне нужно еще два часа, а уж дальше смотрите сами! – генерал сопроводил последние слова махом руки и замолк. Он сейчас ждал ответа от президента, но на другом конце провода тоже была тишина.

Командный пункт.

Глава Белого дома сидел в кресле и прокручивал в мозгу все, что ему сказал генерал Томпсон. Он не знал, как ему поступить в данной ситуации. Ему сейчас надо было сделать очень серьезный выбор – выбор жизни или смерти.

Дом генерала Томпсона.

Говард Томпсон крепко прижимал трубку к уху и прислушивался к каждому шороху на другом конце провода. Он боялся пропустить что-то очень важное, что могло решить эту чертовски трудную задачу. Пожилой генерал весь превратился в слух. Внезапно Томпсон услышал чей-то голос. Говорил мужчина, но было очень плохо слышно, и генералу казалось, что микрофон на трубке президента прикрывали рукой. Тем не менее Томпсон понимал некоторые слова. Этот человек говорил с президентом, и их разговор, похоже, был опять про ядерный боезаряд. То, что генерал услышал в конце, заставило его встать с кресла и схватиться за голову. Президент и незнакомец говорили о бомбе «B-41». Томпсон хорошо знал, что это означает, и это было безумством, на которое мог решиться только сумасшедший человек. 25-мегатонный ядерный заряд гарантировал миллионы трупов и огромные разрушения.

Вдруг голоса замолкли. Прошла минута в молчании, но наконец президент заговорил:

– Говард, сейчас шесть двадцать вечера! Я даю тебе не два, а ровно три часа на устранение угрозы, и, если не справишься до девяти двадцати, я отдам приказ на ядерный удар! Это во-первых! Во-вторых, тот район мы уже контролируем, и, в случае если летательные аппараты противника сдвинутся с места хоть на один дюйм, я опять же не раздумывая отдам приказ на ядерный удар! И плевать я хотел на то, что у нас через два дня назначен этот, мать его, запуск к Луне! Я взорву эту гребаную бомбу вместе с нашими кораблями и абсолютно всем, что находится в том районе! Я взорву ее, несмотря ни на какие планы и потраченные миллиарды! Я не дам этому инопланетному или еще какому-нибудь там дерьму нас уничтожить! Как меня понял, генерал?

Военная база исчезнувшей цивилизации.

Операторская комната.

Незаметно пролетели два часа с момента, когда первая платформа вынесла на поверхность летательные аппараты, забитые вооруженными до зубов кибернетическими солдатами. С тех пор старик Вайс все чаще смотрел на часы, а его едва ощутимое недовольство все заметнее вылезало наружу. Профессор, уже не скрывая, чертыхался, каждый раз глядя на циферблат. Мерфи открыл глаза. Он уже с апатией наблюдал за подозрительными действиями старика. В сержантской голове сейчас была абсолютная пустота. Мерфи понимал, что все, что мог сделать Маркус, тот уже сделал и что-то еще предпринимать было бесполезно, разве что выпустить кишки старому нацистскому ублюдку! Но и это было не так легко в связи с угрозой получить пулю в лоб от серьезно настроенного лаборанта, и поэтому Мерфи просто сидел на холодном гранитном полу и смотрел по сторонам. Очередная тряска и гул, появляющиеся вместе с пролетающей вверх платформой, уже никого не вводили в шок. Все давно на них плюнули и прекратили считать количество летной техники, выведенной за это время на поверхность. Уильям уже какое-то время находился в дальнем углу комнаты вместе с женой и сыном: семья отошла подальше, чтобы не видеть омерзительное лицо старика Вайса. Миссис Рут, не прекращая, плакала. Положив голову на грудь мужа, она еле слышно молилась, периодически вытирая ладонью слезы. Уильяму было больно это видеть, и поэтому, успокаивая жену, он смотрел куда-то в потолок, а движение плотно стиснутых скул мужчины говорило о его неимоверной злости. Уильям безумно хотел вернуться в прошлое, в те годы, когда профессору Вайсу не терпелось поглубже раскопать озеро, что на территории Университета. У него прямо-таки чесались руки как можно скорее добраться до шлюза в древний туннель. Тогда-то было в самый раз вышибить нацисту его гнилые мозги, тем самым предотвратить все, что произошло несколько часов назад. Но Уильям Деррик не был волшебником, и ему приходилось стойко принимать эту горькую и страшную реальность. Майк стоял рядом. Облокотившись о стену и скрестив на груди руки, он сверлил глазами пыльный гранитный пол и о чем-то думал. Скорее всего, он искал выход из сложившейся ситуации и, судя по всему не найдя, посмотрел на Маркуса. Тот так и продолжал сидеть в операторском кресле. Видя свою беспомощность и бесполезность, биоробот обхватил шлем руками и уткнулся лбом в пульт. Он чувствовал смертельную вину перед своими друзьями. Маркус сейчас ненавидел себя. Он не мог справиться с задачей, ради которой он сюда попал. Ради которой уже погибли невинные люди и погибнут еще миллионы. Маркус не мог никому смотреть в глаза. Особенно он не мог смотреть на сержанта, чувствуя, что смерть Дайрона, без сомнения, висит тоже на нем. И сейчас, кроме последних слов в свой адрес, биороботу уже ничего не приходило в голову. И эти ругательства были не на его родном языке.

«Самоуверенный механический дурак! Понадеялся на свой опыт! Понадеялся на этот гребаный лунный модуль информации! Все тебе казалось так просто! Дурак! Дурак! А теперь что? А теперь катастрофа, теперь страшная бессмысленная война! Человечество не выживет. Ни за что не выживет! Эти роботы-солдаты не оставят камня на камне, и после их высадки на материк останется только выжженная земля и горы трупов. Это катастрофа! Я один в этом виноват! Я один!»

Маркус не хотел больше жить. Он было прикоснулся к своему лючку энергоприемника, но вдруг остановился и опустил руку. Его все же терзали сомнения, которые не позволяли это сделать. В нем до последнего боролись два «я» – отчаянье и разум.

«Это просто! Это так просто – сдохнуть, парень! Достаточно вынуть энергоцилиндр и выломать на хрен этот гребаный энергоприемник! Просто? Идиот! Своей смертью ничего уже не исправишь! Да, не исправишь, но то, что произошло по моей вине, я не смогу принять! Легче сдохнуть! Раз и все! А страшная боль? Что, боль? Это такая ерунда – боль! Всего лишь несколько минут – и все, и уже ничего не чувствуешь! Всего несколько минут нестерпимой боли – это ничто по сравнению с тем, что будут испытывать люди, которых я обрек на верную смерть!»