Стивен Гулд - Телепорт [litres]

– Я-а-асно, – протянула Милли с таким сарказмом, что мне стало не по себе.

– Это правда!

Милли резко повернула голову ко мне, и я увидел: зубы у нее стиснуты.

– А-а, правда! Вот это интересно. Давай поговорим о правде!

Я шумно выдохнул:

– Давай. Почему бы и нет.

– Начнем с имени, мистер Райс, или мне звать тебя мистер Рис? Как правильно?

– Райс. Тебе я никогда не врал.

Милли подняла голову и приоткрыла рот:

– Неужели? А кому ты врешь? Банковским служащим? Подружки от твоего вранья освобождаются?

Я опустил голову и упрямо повторил:

– Тебе я никогда не врал. Все, что я тебе говорил, правда.

Милли мне не верила.

– Ложь бывает разная. Ты знаешь, что такое лгать недоговаривая? А что такое косвенная ложь, знаешь? Почему тобой интересуется полиция? Что ты натворил? Почему утаил это от меня?

«Я хотел, чтобы ты любила меня, вот почему!» – лишь мысленно ответил я.

Милли отступила на шаг, и лицо у нее снова стало испуганным.

– Я хотел, чтобы ты любила меня… О черт! – Я остановился и посмотрел на небо: слезы смешивались с холодной дымкой.

Милли отвела взгляд, не желая смотреть на меня.

Хватит слез! Зажмурившись, я выдавил из себя последнюю влагу.

– Чего ты хочешь? – спросил я. – Что мне сделать, чтобы мы помирились?

– Ты солгал мне. Ты меня предал. Я предупреждала, чем это чревато.

Я покачал головой, не веря собственным ушам:

– Ты говорила, что если уличишь меня во лжи, нашим отношениям конец. Ты этого хочешь? Мне просто уйти и никогда тебя больше не тревожить?

Глаза у Милли сузились, рот превратился в жесткую тонкую полоску.

– Да.

Я чувствовал ее злость, ее ненависть, ее отвращение и вытерпеть такого не мог:

– Тогда до свидания.

Со злости на Милли я прямо у нее на глазах прыгнул, сам не зная куда.

На полу городской библиотеки Станвилла я свернулся в клубок и плакал, плакал, плакал…

Переночевал я в стиллуотерской квартире – откинул спинку кресла и накрылся кожаным плащом вместо одеяла. Ни света, ни тепла не было – коммунальные услуги я еще не подключил. Приснился кошмар: папа бил меня за то, что я плакал. Милли в том сне тоже присутствовала – стояла в сторонке и кивала всему, что говорил папа.

Проснулся я в предрассветной мгле. Меня била дрожь, спина ныла. Пожалуй, не стоило пытаться снова заснуть.

Обувшись, я прыгнул на лестничную площадку у бруклинской квартиры.

На двери появились петля, навесной замок и объявление: «Опечатано Управлением полиции г. Нью-Йорка. За справками обращаться к сержанту Д. Уошберну, 72-й участок».

Я прыгнул в спальню. Постельное белье содрали и бросили в угол. Помня об осторожности, проверил другие комнаты.

Копы заметили, что между кухней и гостиной слишком мало свободного пространства. Они сорвали гипсокартонную стену – только денежный шкаф оказался пуст.

На кухне царил бардак. Посуду небрежными стопками составили на разделочном столе. Кое-что отложили в сторону и присыпали дактилоскопическим порошком. Мусор вывалили в раковину и тщательно осмотрели. Не обращая внимания на бардак, я начал переправлять посуду в стиллуотерскую квартиру и расставлять по ящикам. Удивительно, что копы ничего не сломали, хотя разве это важно?

Теперь ничего не важно.

Тем не менее с каждой тарелочкой я обращался бережно и трепетно, тщательно стирая пыль и порошок, прежде чем определить ее в шкафчик. Посуду я купил в конце лета, Милли помогала мне выбирать. Маме она очень понравилась.

Часам к десяти утра я переправил в Оклахому кухонные и банные принадлежности, кровать и матрас. Из оставленного я жалел только о шторах и о мини-жалюзи, но ведь копы наверняка следили за квартирой с улицы. Зачем показывать им, что я дома?

В Стиллуотере я подключил воду, телефон, газ и телевидение. Новый банковский счет я решил не открывать. Если нельзя платить за что-то наличными или почтовым переводом, лучше вообще не покупать.

Никого из коммунальщиков задатки наличными не смутили. Может, в университетских городках другие правила? Услуги они обещали подключить к завтрашнему вечеру.

Я прошел мимо офиса телефонной компании, но телефон решил не ставить. Общаться мне особо не хотелось.

Одно из моих окон выходило на улицу, отделяющую кампус от жилого комплекса. Почти до самого вечера я просидел у окна, наблюдая за прохожими, спешащими под дождем. В середине дня я прыгнул в продуктовый на Манхэттене, купил кофе и сэндвич, но перекус устроил у окна в Стиллуотере.

В 16:15 Милли перешла через улицу на светофоре и зашагала прочь от кампуса. Шла она медленнее остальных. Лицо каменное, взгляд приклеен к тротуару… Она несла зонт, который купила у лоточника в Нью-Йорке, когда мы только познакомились.

«Четыре доллара, мисс! Всего четыре доллара!» Милли покачала головой. «Три доллара, три доллара!»

В итоге они сторговались на трех с половиной. Я предупредил, что зонт растворится под дождем, но пока он опровергал мое предсказание.

Хотелось прыгнуть на тротуар и загородить ей дорогу, но вспомнилось, каким холодным было вчера ее лицо, и я передумал.

Так почему я до сих пор в Стиллуотере?

У меня на глазах Милли брела прочь.

Я попробовал написать ей письмо и объяснить, почему меня ищет полиция. Почему я купил фальшивое удостоверение личности на деньги, украденные из банка благодаря способности, которой у других нет. Едва слова появлялись на экране, я тут же их стирал.

Черт, если я сам не до конца верю своей истории, чего ждать от Милли?

Захотелось спрятаться, лечь на дно, переждать бурю. Я заглянул в турагентство «Наитие» и изучил их буклеты. Направления, сулящие улыбки и веселье, я отметал. Мне сейчас было не до улыбок. Наконец я нашел совершенно дикое место в западном Техасе. В буклете говорилось, что оно уединенное, подходящее для серьезных размышлений. То, что надо!

До Эль-Пасо я добирался почти целый день и там в последнюю минуту сел на автобус, устроившись впереди, подальше от мест для курящих. В рюкзаке, купленном сразу после ограбления «Кемикал-банка», лежал фотоаппарат, в кармане куртки – антигистаминные, ибупрофен, носовые платки.

Я простудился.

По федеральной автостраде № 10 мы поехали на запад, попетляли вдоль Рио-Гранде и угодили в пыльную бурю с грозой. Я забылся тревожным, наполовину стершимся из памяти сном, и впечатление не оставляло меня даже после пробуждения. На санитарной остановке, прежде чем автобус свернул на юг к Ван-Хорну, я вышел из автобуса, чтобы найти попить. Во рту пересохло, кожа горела, глотать стало больно.

Автобус отправился в четырехчасовую поездку к следующему пункту назначения. Песчаная буря усилилась, так же как и моя простуда, только мне не хотелось, чтобы все уже потраченное время шло насмарку. Если прыгнуть домой сейчас, вернуться я смогу на санитарную площадку у Ван-Хорна. Я высморкался и снова заснул.