Стивен Гулд - Телепорт [litres]

Чуть раньше, прежде чем забрать письмо от Милли, я обнаружил в горах выступ, который смотрел на юг, вглубь цепи Эль-Солитарио. Выступ больше напоминал пещеру – широкий каменный пласт с каменным же навесом в двухстах футах над поверхностью земли по отвесной скале. От гребня хребта его отделяли пятьдесят футов, добраться до выступа мог только очень умелый скалолаз или прыгун.

Выступ оказался футов тридцать длиной и относительно плоским. Я приблизился к самому краю и замер. Порывы сухого ветра раздували мне рубашку. Я чувствовал беспомощность и безразличие ко всему. Лучи садящегося солнца окрасили облака в огненный и оранжевый. Каменный выступ наверху, крепкий и массивный, был еще длиннее моего. Я словно попал в разверстую пасть. Сейчас челюсти сомкнутся и сжуют меня заживо.

На выступе мне очень понравилось.

Тем вечером я начал перетаскивать стройматериалы со склада в Йонкерсе, которым уже пользовался. На складе был охранник, но он стоял у двери главного входа и полагался на сигнализацию. Я взял только известковый раствор, краски по бетону, еще корыто для смешивания, кельмы и мелки, чтобы разметить стены.

В пособии для каменщиков говорилось, что работать с природным камнем сложно, мол, начать лучше с кирпичей. Эту часть я проигнорировал и внимательно прочел остальное.

Ночью на выступе холодно, и я решил сложить материалы в заднем конце, где их могли видеть лишь пролетающие грифы.

Вернувшись в домик, я уставился на письмо Милли. По-прежнему сбитый с толку и обозленный, сильно обозленный, я тем не менее понимал, что причина не в ней. Я написал короткую записку.

Дорогая Милли!

Пожалуйста, прости, но боль сейчас не позволяет мне рассуждать здраво. Ты написала, что дорогие люди причиняют боль, и это правда. Если бы я не дорожил мамой, ее смерть не ранила бы меня. Если бы я не дорожил тобой, твои резкие слова не задели бы меня. Я не буду писать, пока не разберусь в ситуации, но я обязательно объявлюсь. Надеюсь, ты найдешь в этом больше плюсов, чем минусов. Если я откажусь от тебя, значит я откажусь от себя самого.

Я тебя люблю.

Дэви

Физический труд позволяет отрешиться от всего вокруг.

Камни я брал с осыпи у основания скалы. По цвету и текстуре камни совпадали с выступами, просто от времени и воздействия стихий они отломились и упали.

Известь наносить сложно, я загубил несколько партий, пока не получилось как нужно. Некоторую сложность создавало то, что высохшая известь куда светлее сырой. Я начал класть стену из глубины выступа, футах в десяти от края, и сделал ее длиной в сорок футов, то есть в половину от длины самого выступа.

К полудню гудела спина, болели руки, зато вдоль выступа я выложил стену высотой по колено. Со стороны обрыва я оставил проем для двери, а другим концом стена упиралась в скалу. Когда на нижних рядах кладки высохла известь, даже с расстояния десяти футов стало сложно определить, где кончается скала и начинается стена. С гребня на другой стороне каньона разница не просматривалась вообще.

Я прыгнул в оазис каньона с вертикальными стенами, минут десять купался в озере, потом вернулся на выступ и до самого заката выкладывал стену.

Ночью я снова наведался на склад в Йонкерсе. На этот раз я взял навесные окна с двойным остеклением, рамы, навесную дверь с оконцем из резного стекла, пиломатериалы для каркасов, светло-коричневую краску, еще известкового раствора, дровяную печь, дымоход и крепежные детали. Я перенес добычу на выступ – печь едва поднял – и задержался у кассы, пробивая свои покупки. Длинный чек и тысячу двести долларов я оставил на прилавке под кофейной чашкой.

Я же грабитель банков, а не просто вор.

– Дэви, вчера на ланче вас очень не хватало.

– Я гулял, миссис Бартон. Наверное, зашел слишком далеко.

Миссис Бартон улыбнулась:

– Ну, прогулки пойдут вам на пользу. Рада видеть, что у вас улучшается аппетит.

Я уставился на вилку. О еде я даже не думал – размышлял об оконных рамах и о кондиционировании для своей тайной крепости, для своего «замка уединения». Но вот я увидел на вилке кусочек яйца, и еда в желудке слиплась в неприятный тяжелый комок.

Миссис Бартон отправилась дальше, а я отодвинул тарелку.

Прежде чем отправиться на выступ, я прыгнул в Нью-Йорк и проверил свой абонентский ящик – переместился в проулок и свернул за угол к почтовому отделению Боулинг-Грин.

Пришло письмо от Лео Силверштайна с просьбой позвонить.

Я прыгнул в аэропорт Сосновых Утесов и позвонил с таксофона.

– Мистер Силверштайн, это Дэвид Райс.

– А-а! Ты получил мое письмо?

– Да.

– Значит, ты опять в Нью-Йорке.

– Нет. – Я решил не врать. – Сейчас я в Сосновых Утесах.

– Да? У меня к тебе дело. Как тебе известно, ты фигурируешь в завещании твоей матери.

Я нервно сглотнул.

– Мне ничего не нужно.

Перед мысленным взором мелькнули страшные картинки. Взрыв, тело, похожее на сломанную куклу, кровь, дым. «Терпеть не могу сидеть в середине или у окна…»

Силверштайн кашлянул.

– Тебе стоит хотя бы прийти и ознакомиться с его содержанием.

– К вам в офис прийти? Даже не знаю. Полиция до сих пор меня ищет?

– Пару дней велись тщательные поиски, но шериф Тэтчер не станет бесконечно гоняться за парнем, которому вменяют лишь использование фальшивых документов.

– Скоро буду.

Я прошелся по аэропорту, увидел, как взлетает маленький одномоторный самолет, потом прыгнул на лестницу, ведущую наверх, к офису Силверштайна. На лестнице был какой-то мужчина, но, к счастью, он спускался и смотрел в другую сторону. Я ждал затаив дыхание, пока он не вышел на улицу, потом поднялся по ступеням.

Мистер Силверштайн стоял в приемной и смотрел в окно на площадь. Услышав мои шаги, он обернулся:

– Джо, вы что-то забыли? Ой, Дэви! Я не видел тебя на тротуаре. Как ты так смог?

– Что – смог?

Смутившись, Силверштайн переступил с ноги на ногу:

– Ну, заходи.

В кабинете он протянул мне целый ворох бумаг с пометкой «Последняя воля и завещание Мэри Агнес Найлс».

Едва я взглянул на бумаги, как вернулась острая, резкая боль.

Черт, я думал, это уже в прошлом!

Я положил бумаги на стол:

– В чем тут суть?

– В том, что десять тысяч долларов уходит на завещательные дары, а тебе достается наследственное имущество – около шестидесяти пяти тысяч долларов в депозитах и сбережениях плюс таунхаус в Калифорнии.

Я захлопал глазами:

– Похоже, в турагентстве она получала хорошие деньги.

– Не слишком. – Силверштайн покачал головой. – Бо́льшую сумму ей оставил твой дед, а она еще дом продала.

– А-а.

– Можешь ничего не говорить, но, сдается мне, твой нынешний источник дохода тщательной проверки не выдержит. – Силверштайн взглянул на меня, проверяя, понял ли я его слова.