Ринат Таштабанов - Метро 2035: Воскрешая мертвых [litres]

– В себя, – тихо отвечаю я.

По толпе идёт неодобрительный гул. Старик качает головой.

– Тихо вы там! – прикрикивает он на собравшихся. – Хорошо, – обращается священник, – а почему?

Признаться честно, меня начинает бесить этот разговор, но по крайней мере мне не задают вопросы о прошлом. Не копаются в нём – в моём личном.

– Потому, что я до сих пор жив.

– Это говорит твоя гордыня, – священник ворошит палкой угли, – и боль утраты, но не ты.

– Мы все, что-то потеряли, – отвечаю я.

– Твоя правда, – старик смотрит на меня прищурившись. – Только не прикрывайся всеми, отвечай за себя! Или ты думаешь, что всё, что случилось, это – только твоя заслуга?! Твоя ноша? Или они все, – священник обводит рукой зал, – оказались здесь по своей воле или по стечению обстоятельств?

Если бы я мог, то вскочил бы и убежал отсюда. Нёсся куда глаза глядят. Только бы не проворачивать внутри себя ту боль, что снова восстаёт во мне.

Я смотрю на людей. Они смотрят на меня. Десятки пар глаз. И я не вижу в них осуждения.

– Мне не нужно, чтобы ты ворошил прошлое, – продолжает старик. – Просто круг должен замкнуться, и ты сам должен провернуть этот маховик. Сам. И самое главное, если ты не знаешь ответ, или не хочешь его признавать, не ври мне, ответишь потом. Просто выслушай меня, – священник глубоко вдыхает, – мы уже говорили с тобой на эту тему. Повторять не буду. Тем более, причина, по которой ты здесь оказался, личная и не мне выносить её на обсуждение, но моё право сказать, что так должно и быть. Он вёл тебя! – священник вытягивает указательный палец вверх. – Не ты избрал этот путь, но тебе по нему идти, и каким будет финиш, ещё не известно.

Я поднимаю удивлённые глаза. Смотрю на старика. Во мне растёт крик. Хочется заорать: «А как же разговоры о том, что всё предрешено заранее и мы не в силах изменить свою судьбу?!»

Судя по тому как бровь священника поползла вверх, он может читать мысли. Хотя это не так. Скорее всего, он увидел этот вопрос в моих глазах.

– Каждому отмерена та ноша, которую он в силах вынести, – тихо говорит старик. В помещении воцаряется мёртвая тишина. Слышно только как дрова потрескивают в печке. Даже шумное сопение толпы, дышащей как единый организм, уходит на второй план. Ощущение, что мы со священником остались одни, а весь мир исчез, испарился, развеян как пепел. Я внимательно слушаю его, и он продолжает: – И ты несёшь свою. Вопрос лишь в том, каков итог. У тебя есть выбор. Чтобы ты понял, это как оружие. Ты может взять пистолет и убить врага, а можешь пустить себе пулю в лоб. Как видишь, предмет один, а результат совсем разный и как ты поступишь, зависит только от тебя. Возможность выбора, это и есть судьба. Вот только, – старик выдерживает паузу, – в Судный час тебе придётся держать ответ перед Богом за твои решения и не смей тогда говорить, что ты был слеп и не знал, что творил! Добро и зло – два зверя, которые сидят внутри тебя, заключены в каждом. Кто из них победит – неведомо. В этом его истинный замысел и мудрость! И в этом твоя ноша! Ибо как сказано, входить надо в тесные врата, потому что тернистый путь истинно труден, а кто ищет широкие врата и лёгкий путь, обрекает себя на погибель.

Я пытаюсь переварить услышанное. Вроде простые слова, но они заставляют крутить, переворачивать мир и думать, копаться в себе, вспоминать, что ты сделал или не сделал. Где ошибся, или решил схитрить, обмануть или предать.

– Я вижу, ты понял меня, – священник кладёт мне руку на плечо, – прошлое преследует тебя, не отпускает, и не отпустит никогда, поверь мне. Но с сегодняшнего дня ты можешь изменить своё будущее, выбрать одну из нескольких дорог, которая в итоге приведёт тебя к цели или уведёт в сторону.

Меня колотит. Пальцы, несмотря на то, что я сижу рядом с печкой, дрожат.

– Что вы хотите от меня? – выдавливаю я.

– Всё просто, Сергий, – старик чуть улыбается, – будь собой. А теперь расскажи им, – он показывает на людей, – что ты умеешь, а потом мы решим, как быть дальше.

Я киваю. Заставляю себя посмотреть на собравшихся. Глазами нахожу Данилу, затем шарю взглядом по толпе и внезапно останавливаюсь на женщине, которую я видел, когда меня привезли в монастырь. Она стояла и прижимала к себе маленького мальчика, видимо сына.

«Кажется… – вспоминаю я, – его зовут Авдий».

Его мать смотрит на меня. Я замечаю, что она, судя по движению губ, что-то шепчет. Делаю над собой усилие и говорю:

– Стрелять.

– Это мы знаем, – священник улыбается одними уголками рта, – а что ещё?

Я не знаю, что ответить. Мне всегда казалось, что мои таланты убивать и выживать одни из самых востребованных в этом мире, но теперь я сомневаюсь. Я не знаю, откуда монастырские берут газ и свежую зелень. Как делают хлеб из макарон и как варят вкусную похлебку, которой хватает на всех, а за порцию добавки никому не нужно бить морду. Стоит лишь попросить и тебе нальют ещё супа.

Я молчу.

– А руками, что делать умеешь? – неожиданно выкрикивает Азат.

– Гвоздь смогу забить, – я улыбаюсь, – по механике чуть соображаю, разобрать-собрать какую-нибудь железяку.

– Вот видишь, Сергий, – священник смотрит мне в глаза, – способности есть у каждого, главное – их раскрыть.

– Да ему нельзя доверять! – горячится здоровяк, который косо на меня смотрел, когда мы сидели за столом. – Он столько людей убил, где гарантия, что он не навлечёт на нас беду из-за своих грехов?!

Среди толпы идёт ропот одобрения.

«Да, – мысленно ухмыляюсь я, – слава обо мне бежит впереди меня. А ведь в чём-то он прав. Колесников просто так не успокоится. Митяя тоже сбрасывать со счетов нельзя. Они будут меня искать. Монастырь хоть и на отшибе и далеко от Подольска, но кто знает, может наведёт кто, какой-нибудь мародёр забредёт. Слово за слово, а там всё может быть. Несколько месяцев, и в Убежище разнюхают, что я здесь. И тогда жди чистильщиков».

Во мне словно борются две сущности. Одна говорит: «Уходи». Вторая шепчет: «Оставайся». Не знаю, что делать. Ситуация, хуже не придумаешь, а идти мне некуда.

– А ты, Михаил, уже забыл заповедь, – священник приходит мне на помощь, – не суди, да не судим будешь, ибо той же мерой и тебе будет отмерено. Сначала узнай человека по делам его, а потом решай, что худо или добро.

– Да лопату ему в руки и пусть нужники копает! – выкрикивает кто-то из зала. – Чего тут решать. Могильщик он по жизни!

Старик поднимает голову, чуть привстаёт оглядывает людей, затем зычно кричит:

– Фома, встань!

Я вижу, как через три ряда от меня поднимается жидкий мужичок с глазами на выкате, которого кажется и соплёй можно перешибить. Священник продолжает:

– А ты, кем ты был до того, как пришёл к нам, а?! Чем занимался? Молчишь? Может мне сказать?