Ринат Таштабанов - Метро 2035: Воскрешая мертвых [litres]

Судя по тому как бледнеет Фома, делал он что-то нехорошее.

– То-то же, – старик опускается на лавку, – всё гонор свой казать пытаешься, только не там глотку дерёшь! Смотри, я не посмотрю, что ты проверку прошёл. Мигом у меня откуда начал окажешься. Забыл небось, как дерьмо кидать?

Фома, теперь боясь и рта раскрыть, плюхается на место, сразу опускает глаза и словно становится меньше, точно пытаясь раствориться, стать незаметным в толпе. Внезапно я ловлю себя на мысли, что ещё ни разу не слышал, что здесь кого-то звали по кличкам. Только по именам. Мы в Убежище привыкли, что погоняло – второе имя, зачастую говорящее о человеке больше, чем автобиография. А тут… Думаю это показатель, некая черта, разделяющая два мира – их и наш и, в отличие от нас, в монастыре удалось сохранить частицу прошлой жизни.

Поглощённый мыслями, я не сразу замечаю сгорбленную в три погибели старуху, которая опираясь на руку одного из парней, прислуживавших за столом, идёт вдоль прохода. Её лицо похоже на маску, вырезанную из иссохшего дерева. Ноги шаркают по деревянному полу. Из-под туго завязанного на голове платка выбилась длинная седая прядь волос. Слепую, вытянувшую руку, подводят ко мне. Её пальцы с длинными, давно не стриженными ногтями, больше похожими на когти, замирают в нескольких сантиметрах от моего лица. Я отшатываюсь, но, поймав осуждающий взгляд священника, остаюсь на месте, позволяя старухе ощупать меня.

От неё пахнет травами и тем характерным запахом пожилых людей. Так пахнет старая мебель, долго стоявшая где-то на чердаке. Мне это неприятно, но я позволяю ей провести ладонью по моему лицу. Её кожа напоминает наждак. Не знаю, что она задумала, но, судя по реакции людей, от того, что она скажет, зависит многое.

– Ты не смотри, что я такая, – голос у старухи тихий и скрипучий, как несмазанная дверная петля, – мне это не мешает. – Её руки скользят по моей голове. Пальцы пробегают по шрамам и бугоркам на черепе. – Вижу, что тебя тоже опалило дыхание смерти, – слепая берёт меня за запястья. Ощупывает их.

Я не совсем понимаю, как это шаманство сочетается с учением о вере, но я молчу. Терплю.

– Тебя распяли и… – слепая делает паузу, – я чувствую, ты через многое прошёл, – продолжает старуха, – но главное впереди.

Слепая поворачивает голову и вперивается бельмами в священника.

– Ты уверена? – спрашивает старик.

Ведьма, по-другому её не назвать, кивает.

– Как и было сказано в пророчестве отца Алексия:

Тот, кто однажды от зверя уйдёт,

Через пытки до казни дойдя…

Он тот, кто однажды обитель спасёт,

От всех нас смерть отведя…

И…

– Довольно! – обрывает старуху священник, резко поднимая руку. – Ты и так сказала больше, чем нужно!

Слепая поджимает губы. Знаком руки подзывает парня, который подвёл её ко мне. Старуха делает несколько шагов под взглядами замерших людей, затем останавливается, резко оборачивается и, глядя прямо на меня, шипит:

– Долги надо возвращать! И ты заплатишь свою цену! Смерть ищет тебя, и ты сам её призовешь, но что случится потом, зависит только от тебя!

Я вздрагиваю. Перевожу взгляд на священника, не понимая, что вообще происходит.

– Ольга, довольно! – внезапно рявкает старик. – Не сейчас!

Старуха удаляется, а у меня в голове царит хаос.

«Странное место, – думаю я, – они все смешали, а старик чего-то не договаривает, словно готовят меня к чему-то».

Вспыхнувшая догадка едва не слетает с языка.

«А может меня хотят принести в жертву? – я сжимаю кулаки, стараясь разобрать, что говорит паства. – Да нет, – успокаиваю я себя, – бред какой-то. Сначала спасти, чтобы потом убить. Значит я нужен им для чего-то другого. И что за странные слова говорила старуха о пророчестве, о казни и о спасении. Надо при случае расспросить Эльзу. Вряд ли старик расскажет мне всё. Слишком непрост».

До слуха долетают обрывки людского разговора. Прислушиваюсь и понимаю, что собравшиеся разделились на два лагеря. Одни за то, чтобы выставить меня. Другие, чтобы принять.

Замечаю, как священник смотрит на толпу. Он явно тянет время, зыркая по сторонам и выжидая удобного момента. Внешне он спокоен, но я понимаю, что его власть не абсолютна. Его уважают, к нему прислушиваются, но при этом он позволяет иметь своё мнение или… лишь создаёт видимость, чтобы в итоге управлять людьми и направлять их куда ему нужно?

Ответа я не знаю. Старик встаёт с лавки, поднимает руку, призывая к тишине. Все замолкают. Священник начинает тихо говорить, но его слова тяжелы как пудовые гири:

– Если на ком-то из вас нет греха, тот пусть он выйдет сюда и скажет об этом! Ну, – старик поворачивает голову, – есть среди вас такие, а?

Никто не двигается с места. Люди сидят, потупив взор, а я отмечаю про себя, что время, чтобы пристыдить всех, выбрано идеально. Я не верю в совпадения. Значит, так задумано. Посмотрим, что будет дальше.

Выдержав паузу, старик говорит:

– Нельзя строить дом на песке, он развалится. Кто хочет возвести прочное здание, начинают с фундамента и закладывают надёжное основание. Так и мы, прежде, чем чего-то достичь, изучаем азы и только потом поднимаемся выше. Шаг за шагом постигая истину.

Я слушаю старика и не совсем понимаю, куда он ведёт разговор, но слушаю его с большим интересом, пытаясь предугадать, чем всё закончится.

– Те из вас, кто думает, что я выделяю Сергия, – священник указывает на меня, – ошибаются! А все сомнения от лукавого! Он не особенней, чем вы, а вы ничем не лучше его. Все мы равны перед десницей божьей! Как я уже говорил – судить надо по делам! Поэтому я скажу, а потом выслушаю вас, – старик набирает полную грудь воздуха, – в знак того, что правила едины для всех, он начнёт с того же послушания, как и любой забредший в нашу обитель – с работы отходником на ферме, а там посмотрим, как он себя покажет.

Я вижу, что люди кивают. Кто-то, искоса поглядывая на меня, улыбается. Название работы мне совсем не нравится. В хлеву навоз, что ли кидать? Но вариантов нет.

«Умно придумано, – я украдкой смотрю на священника, – одним выстрелом двух зайцев. И людей успокоил, сказав, что они хотели услышать, и меня на работу «подписал». Откажусь – значит поставлю себя выше других, не поймут. Считай без меня меня устроили».

– Что скажите? – громко спрашивает старик. – Принимаем Сергия на таких условиях?

– А чего тут думать! – выкрикивает Азат. – Если не сбежит через пару дней. А потом и весь срок вытянет, говорю заранее, что возьму его к себе на кузню. Чувствую, мы с ним сработаемся.

Татарин хитро мне подмигивает, и мысли о том, что мне придётся заниматься грязной работой, уходят на второй план. Из зала слышатся возгласы:

– Пусть остаётся!