Гай Орловский - Ответный удар

– Что, и даже на празднование не пойдете? – удивился Ребранш и жестом велел слугам спускаться. Посторонился, давая им пройти к лестнице.

Герцог огорченно развел руками, но даже сейчас продолжал улыбаться, словно это входит в его служебные обязанности.

– Да какое там…Если б вы знали, сколько у меня всегда дел… Послушайте, а, может, поменяемся? Вы на мое место, а я – на ваше. Хоть на один день! Всегда гадал, каково это быть мажордомом самого короля!

– Нет уж, благодарю, – сказал Ребранш мрачно. – Каждому лучше остаться при своих.

***

Ступени уводят вниз, дорогу освещают бесшумно пылающие на стенах факелы. Носилки по ступеням нести неудобно, и слуги чертыхаются сквозь зубы.

Из темноты неожиданно возникла низенькая дубовая дверь.

Свет ближайшего факела на стене тускло отражается на металлических полосках, которыми дверь обита для прочности. Света едва хватает, чтобы заметить тяжелое чугунное кольцо, небольшую замочную скважину.

Из-под двери тянет холодом. Мажордом поежился, но все же вышел вперед.

За спиной слышно тихое дыхание четверых слуг, что держат носилки. Ребранш внезапно потянул носом.

– Странный запах, – пробормотал он, принюхиваясь и глядя на трупы на носилках.

– Да, пахнет скверно, ваша милость, – добавил один из слуг. – Похоже не то на серу, не то на селитру. Так частенько пахнет у Прогестона в лаборатории.

– Вроде бы и придворный маг, – добавил другой, – а воняет, как какой-нибудь демон.

– Маги с ними обычно ж и водятся, – добавил другой. – С кем поведешься, так и будешь пахнуть.

– Да от его узника, как его… Агвендор, вот! тоже частенько так пахнет.

– Какого еще узника? – удивился мажордом, обернувшись к слугам.

– Да есть у него один, – сказал долговязый слуга с заячьей губой. – Я был у него в камере пару раз по поручению Прогестона. Книги относил. Вот это камера, скажу я вам…Роскошь вообще, а не заточение. Я б и сам в такой тюрьме не отказался посидеть.

– Еще раз начнешь разбалтывать всем, где ты был и что видел, – сказал Ребранш предостерегающе, – то в тюрьму и попадешь. Правда, в обычную. С камерой пыток. Так что держи рот на замке!

Слуга испуганно поклонился.

– Понял, ваша милость. Простите!

Стараясь дышать неглубоко, чтоб не вдыхать омерзительный запах, Ребранш снял с гвоздя на дверном косяке ключ, и тот будто сам провернулся в замочной скважине. Тяжелая дверь со скрипом подалась. Из темноты пахнуло холодом.

Мажордом вздрогнул. Руки начали мелко дрожать.

– Да уж, вот это подвал, – вновь проговорил долговязый. – Я тоже тут бывал несколько раз. Прогестон здесь держит трупы. Вскрывает умерших.

Ребранш обернулся к слугам, те снова начали точить лясы.

– Зачем он это? – спросил слуга с плешью на голове.

Мажордом заметил, что упоминание трупов не прошло даром – парни явно занервничали, руки тоже дрожат. Они посматривают в заполненную темнотой комнату со страхом на лицах. Все, кроме этого долговязого с заячьей губой.

– Да что-то там изучает, измеряет, выявляет соотношения. Вынимает органы, раскладывает по сосудам. Пару раз просил ему помогать. Мерзко это, скажу я вам, когда держишь в руках еще холодную, как лед, печень…или сердце.

При этом выражение лица у долговязого было странное – мечтательное и испуганное одновременно.

– Неправильно это, – покачал головой Ребранш, и слуги сразу же притихли. – К мертвым должно относиться с почтением, а не потрошить на столе, как рыбу.

Слуги опасливо переглянулись, и только долговязый сказал:

– Вы правы, ваша милость. Нехорошо это. Не по-человечески.

***

Сняв со стены факел, Ребранш первым переступил высокий порог и поежился. Неровный свет факела выхватил из темноты фрагменты стен, где выпирают плохо подогнанные каменные блоки.

За спиной идут слуги с носилками, до мажордома доносятся их шепчущие голоса.

Просторная комната дышит холодом, благодаря стоящему у стен множеству ящиков со льдом.

– Тут лед особый, – снова заговорил Заячья губа, – магический.

– Да врешь ты все, – бросил один из его товарищей. – Лед магическим не бывает!

– Еще как бывает, – заверил долговязый. – Этот лед совсем не тает! А если дотронуться, можно заработать обморожение. Говорят, один из слуг, Эмиш, как-то лизнул кусок такого льда. С тех пор язык отмер, и парень ходит еще и немой.

– Да Эмиш туповат от рождения, – сказал слуга с плешью. – Что с него взять.

Ребранш посмотрел вокруг. На стенах в нишах на высоте человеческого роста специальные выемки с открытыми крышками.

Он прошелся вдоль стен, касаясь каждой факелом, и в каждой тут же начало вспыхивать пламя. Комната осветилась как днем, свет проник всюду, лишь дальние углы остались в тени. На пол легли тени от столов и вошедших сюда пятерых человек.

Мажордом поежился от холода.

На паре столов у левой стены из-под белых простыней заметил неподвижно торчащие ноги покойников. От их вида Ребранша передернуло.

Слуги с носилками вошли следом, тут же невольно принялись стучать зубами от холода. Да и сами стали едва заметно дрожать. В таком холоде не греют даже шерстяные камзолы.

– Чур нас, чур нас! – хором забормотали слуги.

– Не боитесь, ребята, – попытался ободрить товарищей долговязый. – Мертвые не кусаются.

– Да мало ли! – ответил один из его товарищей, глядя вокруг испуганными глазами. – Я мертвецов тож не боюсь! Тех, кто в могилах, чего их бояться! А вот таких, что не закопанные и не на поле брани, а лежат, как лягухи на столе для неблагочестивых целей… Нет уж, чур меня! Святые боги, защитите!

На дальнем конце комнаты обнаружились два свободных стола. Ребранш жестом велел положить трупы Хранителей туда.

Возглавляемые долговязым с заячьей губой, слуги осторожно дошли до столов, поставили носилки – сначала одни, потом другие.

Внезапно снаружи донесся порыв ледяного ветра. Дверь с силой захлопнулась, как если бы там не коридор, а улица, где гуляет поздняя осень.

Ребранш вздрогнул. Слуги опасливо переглянулись.

– Что это было?

– Святые боги, защитите! Не бросьте в беде!

– Да заткнись ты! И так мурашки по коже!

Все четверо принялись нащупывать под одеждой амулеты от нечистых духов, которые носят на такой вот непредвиденный случай.

Однако едва они принялись это делать, как резко погасли все, дающие освещение, масляные выемки в стенах, как если бы некто надел гасительные крышки сразу на все.

Мажордом и четверо парней очутились в темноте. Кто-то из них охнул. Еще один негромко вскрикнул от испуга.

– Спокойно, мать вашу! – рявкнул Ребранш. – Без паники!

Факел в его руках тоже таинственным образом погас. Сделав пару шагов в сторону двери и толкнув ее наружу, он вышел.