Гай Орловский - Стальные перья

– Я не ребенок!

– Ну хорошо, – ответила амазонка. – Наивный не ребенок… Ты хоть знаешь, как охотятся сагаты? Хотя откуда тебе…

– Вот именно! А ты, вместо того, чтобы ругаться, лучше бы объяснила.

– Да чего теперь объяснять, – буркнула Брестида. – Я бы посоветовала тебе лететь, но тебя снимет первый же лучник…

– Я не могу лететь, перья еще не отрасли…

– Азахские степи! – выругалась под нос амазонка. – Ай!

– Больно? – спросила гарпия, отдергивая руки.

Услышала, как она в темноте потерла, должно быть, ушибленное место, затем подула.

– Я-то надеялась, что тебе удастся скрыться и добраться до амазонок. Шаманки отправили бы домой.

– Я никуда без тебя не скроюсь, – упрямо ответила гарпия.

– Азахские демоны! – снова выругалась амазонка. – Я тебе что, нянька?

– Попали сюда вместе, и выбираться тоже будем вместе, – сказала Аэлло.

– Не попали бы, если бы кое-кто не увязался за мной, а полетел за помощью! – прошипела Брестида.

Аэлло развязала ей руки и амазонка сама взялась за ноги.

– И как бы это помогло? – ехидно поинтересовалась гарпия. – Как бы мы тебя искали? Портал-то за тобой маг закрыл?

– Использовали бы Талисман, – ответила амазонка, но в голосе ее не было прежней уверенности.

– А если бы сил Талисмана не хватило? – тихо спросила гарпия. – Ты же не знаешь, полон он сейчас или пуст…

– Значит, не получилось бы, – сказала Брестида и вздохнула. – Но так погибла бы только я, а теперь умрем обе. Самой позорной смертью, азахские демоны!

Она помолчала и проговорила задумчиво%

– Интересно, что после нашей смерти будет с осколками?

Пальцы Аэлло скользнули на грудь, сжали золотую пластину. Осколок оставался холодным и безжизненным, может, чуть нагрелся от тепла ее кожи, но ничем не отличается от обычного амулета. А в последнее время в Цитадели он иногда дергался, как будто живой, словно пытался что-то сказать Аэлло.

– Ничего не будет, – ответила Аэлло. – Забрать осколок у мертвого хранителя невозможно.

– А если потом, снова найти? – задумчиво проговорила Брестида. – Знать бы, как он работает, этот Талисман.

– Меня сейчас больше волнует, как выжить завтра не охоте, – сказала Аэлло. – Может, расскажешь? Что-то более существенное, чем то, что они приторачивают головы ящериц к седлам?

– Об охоте? – переспросила Брестида.

В темноте Аэлло показалось, что амазонка улыбается, таким наивным показался ей вопрос.

– Нас выпустят в лес, – сказала та, помолчав. – Дадут время, чтобы ушли подальше. Но не очень далеко, конечно. Скорее всего, нас разделят, но может и нет… Лес будет окружен заранее, сотни лучников будут ждать твоего появления в небе, сотни собак будут пущены по следу, сотни сапсанов будут кружить над лесом. Сагаты любят охотиться, и, поверь, никто из них не откажется от такого удовольствия. Каждый будет втайне надеяться поймать нас первым. А потом… Что будет потом, ты слышала.

Аэлло помолчала.

– Ты уже говорила, что гостила здесь раньше. И выбралась, – напомнила она дрогнувшим голосом.

– На меня не охотились всем селением, – сухо ответила Брестида.

Глаза Аэлло постепенно привыкали к темноте, и вглядываясь в место, откуда раздается голос амазонки, гарпия стала понемногу угадывать силуэт. Брестида сидит, как и она, опираясь спиной на стену, обхватила колени руками. Аэлло обтянула подол платья, кутая в тонкую ткань ступни в сандаликах. Не ахти какое спасение от холода, видали и потеплее, но помогает обмануть себя. Веришь, что ноги укрыты и от этого должно быть теплее, и как будто, так и становится. Брестиде хуже – ноги, руки, живот – голые. Даже в темноте, где силуэт амазонки только угадывается, видно, как сильно она дрожит.

Аэлло выпластала из-за спины крылья – перья от сырости тяжелые, набухшие, неприятно топорщатся на покрытой пупырышками кожице. Придвинулась к амазонке вплотную, так что оперлась на горячее, словно выточенное из железа, бедро, накрыла голые ноги крылом.

– Это еще зачем? – пробубнила амазонка, невольно придвигаясь ближе, стараясь полностью спрятаться под крылом гарпии, что в общем-то непросто, учитывая отсутствие маховых, самых больших перьев.

– Ты же голая, – резонно заметила Аэлло. – Знаю-знаю, набухшие от влаги перья не то самое шерстяное покрывало, о котором мечтаешь в подобных условиях… Но при отсутствии ветра и сквозняк сойдет.

Амазонка пробурчала что-то о том, что секунду назад она и о таком не мечтала.

Аэлло осмелела и сказала:

– Если немного отклонишься от стены, просуну второе крыло. Стена жуть какая холодная… Хорошо бы, чтобы к завтрашней охоте никого из нас не скрючило.

Амазонка сдавленно выругалась, когда Аэлло напомнила об охоте, но послушно отклонилась. Не смогла сдержать стон, когда между покрытой ссадинами спиной и холодной шершавой стеной скользнуло теплое крыло.

– Больно тебе? – сочувственно спросила Аэлло, вспоминая, как амазонка не дала ее выпороть на суде. Аэлло сглотнула.

– Ерунда, – пробурчала амазонка. – К чему, вдруг, такая забота?

– Боюсь, татуировки застудишь, – серьезно ответила Аэлло и обе коротко расхохотались.

Какое-то время молчали. Брестида дрожала, согреваясь, гарпия задумчиво хмурилась.

– Что они значат? – спросила, наконец, гарпия. – Твои татуировки?

Брестида помолчала, словно собираясь с мыслями, и ответила:

– Это древние письмена. То есть письменами они были когда-то очень давно. В далекой… далекой-далекой древности… сейчас это узоры моего клана. Нашим принцессам по достижению двенадцати лет наносят на бедра два знака: щит и меч. Случается, раньше случалось, – поправила она себя, – кочевники воровали детей, но по этим знакам всегда можно опознать особу королевской крови. Крови королевы амазонок.

Аэлло придвинулась ближе, обняла Брестиду за талию, положила голову на плечо. Та замерла, но только на миг, спустя секунду тоже обняла худенькое тело гарпии, и продолжила рассказ.

– Я не королевской крови, – тихо сказала Брестида. – Как ты говоришь, простолюдинка.

Она хмыкнула.

– Мать моя была шаманкой, но она умерла так давно, что я ее не помню. Иногда я вижу ее во сне, но в лицо словно бьет яркий солнечный свет, поэтому его не видно. В огненно-рыжих локонах, рассыпанных по плечам, что струятся до самой земли, вплетены пестрые перья, отчего женщина кажется диковинной птицей. В детстве нам рассказывали сказки по калавинок. Когда я была маленькой девочкой, почему-то уверена была в том, что матерью моей была сказочная калавинка, которая не умерла от стрелы подлеца, а улетела на небо, где ей самое место.

Брестида замолчала. Аэлло подумала, что амазонка не проронит больше ни слова, но она продолжила рассказ. Голос амазонки словно подернулся пеленой тумана – стал глухим и вкрадчивым.