Гай Орловский - Стальные перья

Через несколько рядов голов, напротив, еще один помост. Чистый, крепкий, из ценнейшего белого дерева. Укрыт шкурами и коврами. На высоких скамьях со спинками и удобными подлокотниками сидят несколько стариков, хотя таких невозможно назвать стариками.

Спины прямые, подбородки вздернуты, выцветшие глаза смотрят прямо и величественно. Чубы поверх лысых голов, и сейчас не утратили своей густоты, только цвет сменили – на белоснежный. Опаленная солнцем кожа покрыта складками, морщинами, пятнами. Губы плотно сжаты, глаза прищурены. Одни пристально рассматривают Аэлло, другие – Брестиду. Так смотрят на волков, что перерезали пол отары, и попались в ловушку.

– Что это? То есть кто? – тихо спросила Аэлло у Брестиды, дергая подбородком в сторону помоста.

– Это?

Брестида хмыкнула.

– Это почетные старейшины, – ответила она. – Мудрые, повидавшие жизнь. Они будут решать, как нам умереть.

Аэлло поежилась.

– Они не выглядят доброжелательно.

– Точно подмечено, – серьезно сказала амазонка.

– Они здесь главные?

Брестида покачала головой.

– Нет, – сказала она. – Главный здесь Уль, атаман. Но при всей своей дикости и скудоумии, сагаты почитают старших. Вот если бы главным племенем орсы были, было бы хуже – стариков они выгоняют в лес, на растерзание зверям. Так что эти ублюдки еще не самые худшие.

– Лучше бы они женщин своих почитали, – пробурчала Аэлло.

– Да, на женщин здесь смотрят, как на мясо, – согласилась амазонка. – Это у всех у них так. Сагатов, орсов, алоров, ирасов. Даже у пленных ксатанов женщина чуть ценнее скотины и только потому, что ест меньше, а служит дольше. Почитают женщин только сали – самые презренные рабы, но лучше бы они почитали свободу.

– На мясо? – переспросила Аэлло, испуганно хлопая ресницами. – Ты хочешь сказать, что нас съедят?

– Успокойся, – сказала Брестида. – Если бы главными были ирасы, съели бы наверняка, хотя бы для того, чтобы завладеть моей силой, храбростью и красотой, и твоими крыльями. Но возможно, лучше бы съели…

Вид у Брестиды был серьезный.

– Перед умерщвлением они кормят жертву сладкими побегами анука, и та позволяет перерезать себе глотку и вспороть брюхо с блаженством на морде, если можно так сказать. Это делается для того, чтобы тем, кто ест, не достался балласт в виде страха, ужаса, боли, а лишь сила и ловкость животного…

– Эй, ящероголовые! – закричала Брестида. – Может, пора начинать суд? Или мы зря пришли? Если зря, мы пойдем, и спасибо за гостеприимство! Придем в следующий раз.

На нее зашикали, в толпе загомонили. Один из орсов ударил ее кнутом. Кнутовище опоясало амазонку, оставив алую полоску на упругой коже.

Тот, что стоит со стороны Аэлло, тоже размахнулся кнутом. Но прежде чем кнутовище опоясало гарпию, амазонка заслонила ее спину собой.

Она ловко заключила Аэлло в железное кольцо израненных рук, что крепко связаны перед собой. Гарпия успела бросить взгляд вниз, на побелевшие пальцы амазонки, руки связали слишком крепко.

Брестида дернулась от удара, и Аэлло кожей ощутила ее боль.

Она скорее почувствовала, чем услышала, короткий стон амазонки. В нем было столько страдания, что Аэлло часто заморгала, подняв зеркальные глаза к небу.

– Брестида, зачем? – прошептала она одними губами, прижимаясь макушкой к подбородку Брестиды. От амазонки пахнет пряностями и вереском, чуть-чуть конским потом.

– Еще крылья сломают, уроды, – тоже шепотом ответила амазонка. – А они у тебя сильные и красивые.

– А ты что же?

Брестида хмыкнула.

– Сделаю новую татуировку. Ты же говоришь они мне идут.

Аэлло ощутила, как глаза стали предательски-влажными.

– А может, просто не стоило их задирать?

– Еще чего! – шепнула Брестида. – А моя репутация? Я же амазонка!

– И что? – не поняла Аэлло.

– А репутация – это маска, которую приходится носить так же, как колчан со стрелами и саблю. Ну или, на худой конец, пару кинжалов у пояса.

Из толпы раздался голос Уля:

– Если вы закончили обжиматься, девки, мы начнем суд.

По толпе прокатился ропот, зазвучали приветствия.

– Атаман здесь!

– Суд начинается!

– Слава атаману!

– Слава великим воинам!

– Слава Сагатии!

– Да начнется суд!

– Ну вообще мы только начали, но, если ты настаиваешь, – воскликнула Брестида, перекрикивая гул толпы.

Атаман сделал знак орсам, которые подняли уже кнуты, не трогать амазонку с гарпией.

Брестида подняла руки над головой Аэлло и отступила в сторону. Гарпия тут же поежилась от холода.

Атаман поднял руку и над площадью воцарилась тишина. Аэлло услышала, как скользит по воздушным потокам сапсан в вышине.

– Мы пришли сюда, чтобы судить двух преступниц самого презираемого племени из всех, которые когда-либо ходили по нашей земле! – грозно возопил он. – Мы пришли сюда, чтобы судить амазонок!

Толпа взревела.

– Сжечь!

– Утопить!

– Расстрелять!

– Колесовать!

– Живьем в землю зарыть!

– В масле сварить!

Уль снова поднял руку, и толпа замолчала, как по волшебству.

Я не амазонка! – хотела крикнуть Аэлло, но почему-то не смогла. Рот просто-напросто не открылся.

Толпа рычала, скулила, подвывала, бесновалась. Аэлло ощутила, как у нее дрогнул подбородок.

Брестида незаметно придвинулась к ней, коснулась плечом. Гарпия вздрогнула.

– Заметила, что мага здесь нет?

Аэлло кивнула, хлопнула ресницами. До мага ей не было никакого дела.

– Это от того, что он не из сагатов, – пояснила Брестида.

Аэлло снова кивнула, ответить не успела. Заговорил Уль.

– Эти исчадия Пекельного царства, которых вы видите перед собой, обвиняются в убийстве наших воинов. И вина их доказана. За смерть сагатов они должны поплатиться так, чтобы их смерть и мучения воспевали в веках! Чтобы эти амазонки молили о смерти, чтобы умыли землю Сагатии кровавыми слезами своего раскаяния!

Толпа восторженно взревела.

– Начинайте суд, почтенные старейшины! – гаркнул атаман.

Первым поднялся со своего места старик, чье лицо и тело изрезано шрамами, словно поле бороздами. На морщинистой груди полосы, оставленные когтями животных. Более мелкие шрамы тянутся от виска к подбородку.

Тряхнув длинным седым чубом, он глухо сказал:

– Соль.

– Ты предлагаешь изрезать их и пересыпать раны солью? – спросил Уль.

Старик откашлялся, прошелся взглядом по Аэлло. Скривился.

– Я предлагаю соль. – повторил он. – Это значит не просто обвалять их в соли и убить, а поместить в мешки с солью, оставив только головы снаружи. Засолить заживо.

Бросив еще один взгляд на Аэлло, он кивнул атаману и сел.

Толпа загудела.

– Что скажешь ты, почтенный Стат? – обратился Уль к следующему старейшине.