Гай Орловский - Стальные перья

– Вы меня решили лысой оставить? – недовольно пробурчала гарпия, заразившись от огневушек зевотой.

Те обиженно замахали колпачками, указывая куда-то за ее плечо.

Гарпия осторожно, опасаясь потревожить Брестиду, обернулась. Амазонка свернулась калачиком рядом, под крылом. Лоб у нее даже во сне нахмурен, губа закушена. Аэлло перевела недоуменный взгляд на огневушек и те сердито зашипели на нее. Выражение острых мордочек «как можно быть такой непонятливой?!»

– Девочка, – прозвучало из темноты. – Буди свою красивую подругу, пора.

Беззвучно ступая, к ним приблизился папаша Пак.

Из селения выходили тихо, на цыпочках. Пак провел по узкой тропинке, «как раз между дозорных», с его слов. Вороная кобылка Брестиды и конь Аэлло нашлись на краю селения. Брестида не удивилась, увидев лошадей, подозвала свою свистом, из чего Аэлло сделала вывод, что о том, что Пак выведет лошадей из общего стойла, они с амазонкой условились заранее.

Около бурливой, но узкой и неглубокой речушки Пак остановился, чтобы пожелать удачи.

Амазонка скупо кивнула наемнику, первая разулась и пошла вброд через реку. Вороная кобылка потрусила за ней, недовольно фыркая и помахивая хвостом.

Старый наемник с сожалением посмотрел вслед амазонке, после чего быстро чмокнул Аэлло в макушку, развернулся и пошел прочь.

Сердце Аэлло болезненно сжалось. Глядя в спину папаши Пака, она думала, увидит ли его снова. Отчего-то захотелось догнать его, сказать, что благодарна за помощь, и еще раз сказать спасибо, и еще раз предостеречь насчет мага.

– Аэлло! – крикнула Брестида с другого берега. – Мы спешим!

– Чурка бесчувственная! – вырвалось у гарпии.

Крылья за спиной распахнулись, и через несколько секунд она уже стояла рядом с Брестидой. Хмуро пробурчала, что готова, но Брестида, поджав губы, посмотрела куда-то за ее плечо.

Обернувшись, Аэлло увидела своего коня. Тот стоит, переминается с ноги на ногу, не решается зайти в воду. Пришлось снова перелетать через речку, разуваться, подвязывать платье у пояса и переводить глупое животное вброд.

Стоило ступить в воду, как дыхание перехватило от холода, лишь мысль, что может в любую секунду взлететь над этой пыткой, позволила добраться до берега. Когда вышла из ледяной воды, кинуло в жар, от стремительно краснеющей кожи пошли клубы пара.

Стараясь избегать встречаться взглядом с амазонкой, быстро обулась, развязала узел на бедрах. Тонкая ткань платья заструилась по ногам. Аэлло прислушалась к ощущениям в крыльях и скривилась – перья отросли недостаточно для длительного полета, нужно потерпеть еще хотя бы полдня.

Не говоря ни слова, она подхватила повод коня, цокнула языком и принялась первая взбираться на пригорок, прямо в непроходимую чащу. Судя по хрусту веток сзади, амазонка следовала за ней.

Ехали верхом, спешивались, обходили ямы и могучие, вырванные с корнями деревья, снова забирались на спины лошадей, снова спешивались. Время исчезло, осталось только боль и дрожь в натруженных ногах и чувство грядущей по пятам беды.

Через несколько часов молчания, когда дорога из непроходимой стала сносной, Брестида, которая ехала впереди, обернулась.

– Аэлло, ты чего? Что не так?

Гарпия хмуро уставилась на амазонку и скривилась, словно у нее болит зуб. Амазонка повторила вопрос, пристально вглядываясь в лицо юной гарпии. В зеленых кошачьих глазах искреннее участие, между изящных бровей пролегла морщинка.

– Все слава ветру, – буркнула Аэлло в ответ.

Амазонку такой ответ не устроил.

– По-твоему, я не вижу, что ты дуешься? Идешь, нахохлившись, даже коня не боишься. Ругаешься себе под нос, меня сзади глазами насквозь прожигаешь. Что случилось-то?

– Думаю, – ответила Аэлло таким тоном, что амазонка заморгала.

– О чем?

– О тебе! – взорвалась Аэлло. – О том, какая ты бесчувственная! Ты же папаше Паку слова доброго на прощание не сказала, а знаешь, как он тебе вслед смотрел?

Брестида оторопело замолчала.

– Я попрощалась, – начала было она виноватым тоном, но Аэлло уже «понесло».

– Попрощалась она! Да глыба льда на верхушке горы теплее, чем ты! Человек, между прочим, жизнью своей пошел рисковать… Можно подумать, за твое «прощайте»!

Брестида нахмурилась.

– Аэлло, я тебя не понимаю… Мы же спешим, и мы тоже рискуем жизнью, если ты помнишь. Нам нужно как можно быстрее добраться до Цитадели! Ихтионы не подозревают о вторжении мага с Рубиновым Трезубцем! И хранители ничего не знают… Цитадель в опасности…

– Ты свою холодность и бесчувственность оправдываешь заботой о других! – вспылила гарпия.

– Я?! – изумилась амазонка. – Да это ты не думаешь ни о ком, кроме себя! Почему другие должны вести себя так, как тебе этого хочется? Что, по-твоему, я делаю не так? Нет, не отвечай! Я все делаю не так! Да?! Ты так считаешь? Аэлло! Люди не пешки на шахматной доске, они не обязаны вести себя, согласно твоим представлениям о них!

– Что значит, не пешки? На какой еще доске? Что ты мне зубы заговариваешь?

– Есть такая военная игра, шахматы, – отмахнулась Брестида. – Амазонки с их помощью обучаются стратегии ведения боя. Но ты не слишком усердствуй, чтобы понять. Для этого разум нужен.

Аэлло даже над седлом поднялась от возмущения. Конь покосился на взлетевшую над ним гарпию, но продолжил путь.

– Что ты сказала?! – прокричала Аэлло сверху, делая круг над Брестидой. – Разум?! Значит, я мало того, что тупая, так еще не думаю ни о ком, кроме себя? Значит, это я думаю только о себе?

Она опустилась на землю, преграждая лошади Брестиды путь. Та недоуменно оглянулась на наездницу.

– А о ком ты думаешь? – окрысилась Брестида, спрыгивая с седла. – О Селине? Об ихтионах? О хранителях? О сагатах, что пьет маг?

– Я смотрю, ты много о сагатах думаешь! – приблизившись к самому носу Брестиды, задиристо выкрикнула Аэлло. – Как бы стереть их вообще с лица земли! И ты все время чего-то не договариваешь, скрываешь! Может, ты вообще в сговоре с этим магом!

Она возмущенно захлопала крыльями и засвистела.

Свист оборвался, гарпия часто заморгала и уже менее уверенно произнесла:

– А я… Я думаю о других… Я думаю… Об Эвриале…

Брестида поджала губы.

– Ты думаешь об Эвриале, потому что она твоя подруга. Ты думаешь об этом наемнике, потому что он твой друг. Но мир не делится на друзей и врагов, Аэлло! От того, что человек твой друг он не становится более ценным, чем другие! Это же азы для правителя. Как ты этого не понимаешь!

– Вот! – завопила гарпия, вытаращив глаза. – Вот ты себя и выдала! Ты мне завидуешь, потому что я – наследница, а ты – никто! Просто татуированная простолюдинка!

– Хорошо, Аэлло, – устало согласилась Брестида, приглаживая непослушные рыжие пряди. – Давай сойдемся на том, что я тебя завидую. Я смотрю, с тобой бесполезно говорить. Ты еще ребенок. И если уж на то пошло, и мы заговорили о твоем друге, папаше Паке… Послушай совета взрослой женщины: если ты кому-то нравишься, это не делает тебя обязанной.