Аарон Дембски-Боуден - Черный Легион

Он повернул ко мне свое белое лицо, и по голодному выражению его глаз с красной сетчаткой я понял, что спорить бесполезно.

– Она принесла ответы, которые искал наш повелитель. Знание есть единственное благо, Сехандур. А единственное зло – невежество.

– Этим изречением пользуется не меньше глупцов, чем мыслителей, – заметил я, – а подобный подход не раз вел к гибели. Последний, кто произносил эти слова при мне, обрек на смерть наш Легион.

Мальчик , – психически прокаркал с плеча своего хозяина Токугра. Мальчик испуган.

Тихо, ворон, не то скормлю тебя моей рыси . Нагвалю бы это понравилось.

– Тебе не следует бояться, – продолжил Ашур-Кай так, как будто его фамильяр сказал правду. – Рассматривай ее появление как есть: уникальный шанс.

– Я ей не верю, – сказал я, и эти слова мне предстояло бесчисленное количество раз повторить в последующие столетия.

– Ну так и не верь, – произнес Ашур-Кай, снова поворачиваясь к оккулусу. Длинные белые волосы упали, наполовину скрыв его лицо. – Но не упускай возможности поучиться у нее.

У него были все основания вести себя сварливо и рассеянно, учитывая его роль в грядущей войне. Он являлся самым одаренным провидцем пустоты в армаде, и на него была возложена задача координировать силы всех колдунов флота и собрать их воедино для попытки вырваться из притяжения Ока. Достаточно было даже чуть коснуться его разума, чтобы ощутить плотную сеть накладывающихся друг на друга перешептываний, грозившую увлечь меня внутрь и добавить к просчитываемым процессам и учитываемым вариантам еще и мое присутствие. Мы просили от наших провидцев пустоты двигаться практически слепыми и глухими по миру, над которым не властны законы физики, и к тому же поддерживать формацию флота. За все годы изгнания Девяти Легионов никогда еще не предпринималось попыток такого масштаба. Мы были уверены, что точно потеряем несколько кораблей, а готовились к утрате большей их части.

– Когда Эзекиль захочет нашей помощи, он позовет нас, – настаивал на своем Ашур-Кай. Слезящиеся глаза альбиноса встретились взглядом с моими. Как бы его ни смущало предстоящее испытание, но в них все еще горело восхищение всем тем, что олицетворяла собой Мориана.

Я приложил к сердцу кончики пальцев старинным хтонийским жестом, просочившимся по всему Легиону – жестом говорящего правду.

– Порой я жалею, что во мне нет твоей веры, учитель.

Старое почтительное обращение, хоть раз. Оно вызвало у него улыбку, а затем он отвернулся и вернулся к своей работе.

Что касается прочих моих современников, то никто в Эзекарионе, вне зависимости от степени их веры, терпеливости или безразличия, не разделял моего стремления к осторожности. Телемахон отреагировал на симпатию Абаддона к Мориане во многом именно так, как я и подозревал. Его поведение характеризовалось исключительно паразитической преданностью, вплоть до того, что он даже выставил нескольких своих рапторов снаружи царственных покоев Абаддона под предлогом несения стражи вместе с Сумрачным Клинком Фалька. Это не было необходимо, а скорее являлось показным жестом, но – как и всегда – хитроумным и высоко ценимым. Выйдя наружу, Мориана отметила это, равно как отметила и тех в Эзекарионе, кто выказывал меньше доверия.

Пока собирался флот, мы сильно рисковали. Мы теряли территории, остававшиеся без надлежащей защиты, сдавая их другим Легионам без обреченного на провал сопротивления. Центры наших владений оставались под такой мощной охраной, какая только была нам по силам, однако ценой этого становилась утрата планет на границах. Для наших соперников и, в сущности, для многих союзников мы практически пропали из Ока, занимаясь сугубо тайным сбором сил.

Вокруг «Мстительного духа» собрался флот таких размеров, что даже искушенные ветераны нередко останавливались посмотреть на множество боевых кораблей, стоящих в мутной пустоте. Валикар, некогда страж Ореола Ниобии, а ныне магистр флота, постоянно находился на связи на борту своего линкора «Тан». Его вера в Абаддона была абсолютной: он с расчетливой точностью пересылал на флагман поток обновленных данных, надзирал за сбором в отсутствие Абаддона и ни разу не потребовал беседы с нашим сеньором.

Мы готовились к войне, которую столетиями хотели вести, но я не мог пересилить собственные сомнения по поводу истинных причин, по которым нам предстояло в ней сражаться.

– Меч, – сказала Мориана с такой совершенной уверенностью. – У тебя есть выбор, Эзекиль Абаддон. Владеть мечом, который ты видишь во снах, или же пасть от него.

Никто из нас не знал – тогда еще нет – что же это за меч. Перед уходом в затворничество Абаддон нам ничего не сказал, только велел проводить финальные приготовления к выходу из Ока. Слова Морианы вызывали еще большую тревогу, поскольку ей было известно то, чего не знали мы.

Этот меч. Во имя Многих Изменчивых, как же много из содеянного нами уходит корнями к обладанию мечом Абаддона? Под лезвием этого клинка лились океаны имперской крови. Из-за него же текли реки нашей собственной. Мы вели крестовый поход, чтобы забрать его. Потратили целую вечность на расправу с теми, кто собирался взять его себе.

По-хтонийски этот клинок называется Узаргх или «Небытие». На награкали, примитивном гибридном наречии бывшего Легиона Леора, это Скараваур или «Разрыватель корон». В тизканском просперском – языке, на котором говорили в городе, где я родился – Мал-Атар-Сеи , «Осколок безумия». Для народа Нефертари он Соратайр , «Заноза в реальности», и это название произносят лишь в чернейшей брани. Все это – несовершенные переводы истинного имени оружия, поскольку клинок ковался не в мире смертных, и не руки смертных творили его.

В бессловесном языке, переносимом душами по ветрам варпа, в вечном вое демонических хоров разносятся отголоски названия Драх`ниен . Это не слово в понимании человеческого ума, поскольку оно представляет собой не элемент речи, а понятие. В нескончаемой песни завывающего и стенающего безумия заключено сплетенное судьбой обещание, что Император умрет, а в Его Империуме начисто будут вырезаны невежество и ложная вера.

Вот этот-то хор, это понятие, которое ревом воплощено в демоническую сущность, и есть Драх`ниен. Именно его наши языки безуспешно пытаются сконцентрировать в произносимые слова. Узаргх, Скараваур, Мал-Атар-Сеи… Все это аспекты одного и того же: Драх`ниена, Конца Империй – создания, суть которого в пронизанном варпом убеждении, что оно существует только ради того, чтобы убить короля человечества.

То, что вы именуете Хаосом или Губительными Силами; то, что мы зовем Пантеоном – эта сущность, эта энергия не подчиняется нам. Это не какая-то данность, в одностороннем порядке поддерживающая нас, или надежное орудие, служащее нашим потребностям. Оно использует нас. Возвышает нас во имя собственных капризов. Да, это честная сила, которая принуждает нас носить наши грехи на покрытой броней коже, однако также это воплощение абсолютного обмана, которое меняется и преображается всякий раз, когда ему хочется преследовать свои противоречивые цели. Это сталкивающиеся и конфликтующие друг с другом энергии всех воспоминаний, эмоций и страданий, испытанных каждым из людей с рассвета времен, и точно такие же муки бессчетных видов чужих, приправляющие финальный результат.