Аарон Дембски-Боуден - Черный Легион

Его можно использовать, но только если ты готов быть использованным в ответ. Ему можно поклоняться и возносить мольбы, но только если готов помимо вознесения рискнуть оказаться проклятым. Это сила, что течет по жилам реальности. Она избирает нас и выделяет не только своих чемпионов, но и марионеток. Об этом нельзя перестать упоминать.

Она не на нашей стороне. Многие из нас проводят свою жизнь, борясь с ней и сопротивляясь ей куда чаще, чем обращаются с просьбами.

Одним из таких ее проявлений является клинок Абаддона. Я вишу здесь скованным и связанным в заботливых руках Инквизиции и, хотя мне и хочется вернуться к братьям и служить делу Магистра Войны, но в одном плен доставляет мне комфорт. Это благословенное облегчение – находиться так далеко от Драх`ниена.

Пусть меня и лишили моих сил, но я до сих пор слышу его шепот на пределе сознания. Однако я больше не слышу его смеха. Он больше не просачивается в самую мою суть, мутя рассудок и разнося заразу – этот демон, который доволен лишь тогда, когда разрывает реальность на части и оставляет за собой бесформенный Хаос.

Утверждают, что это оружие вообще является мечом исключительно потому, что Эзекиль хочет от него такой формы. Могу сказать, что это правда. Это не меч. Это даже едва ли демон. В Легионах говорят, что это был первый подарок Богов с целью заполучить Абаддона для своих дел. Если так, он никоим образом не был последним.

Впрочем, я не верю, что он был и первым. Нет, эта сомнительная честь принадлежит не ему. Драх`ниен стал второй из подлых взяток Богов. У меня нет никаких сомнений, что первая из них была куда более коварной, не менее кровожадной, и что она зовет себя Морианой.

Абаддон провел в добровольном затворничестве несколько недель, советуясь со своей новой пророчицей наедине. Когда он, наконец, вышел наружу, то созвал нас во Двор Луперкаля. На зов откликнулся весь Эзекарион, даже Ашур-Кай и Валикар, которые вообще неохотно оставляли свою работу в руках помощников.

Я ответил на вызов, ощущая целеустремленность, которой уже какое-то время не испытывал. Эзекиль обещал мне ответы после моего возвращения с Маэлеума, и я намеревался так или иначе их получить. В их число входили и объяснения касательно меча, который, как настаивала Мориана, было предначертано взять Абаддону. Больше никаких нашептываний о том, что может случиться, а может и нет. Настало время ответов. Дальнейших отказов я терпеть не собирался.

Эзекарион встретился во Дворе Луперкаля. Здесь, где потерпевший неудачу Магистр Войны Империума когда-то собирал своих лакеев и подручных, Абаддон собрал братьев и сестер. Мы стояли под знаменами имперских завоеваний, уже давно утратившими значение после нашей измены, и в этом громадном зале, где изначально замышлялась галактическая гражданская война, мы держали куда более тихий совет в окружении паутины. Гор внимал здесь ликующим крикам, когда половина Империума декламировала его имя. Мы же слушали визг крыс и булькающие звуки трапезы тварей, которых мутации увели далеко от предков-грызунов. Чем бы они ни были – и они, и крысы, от которых они произошли, держались в тени.

Там был и Сангвиний. Благородный Сангвиний, примарх Легиона Кровавых Ангелов был там во всем своем величии, и я заметил, что Саргон замешкался при входе. Он счел появление примарха знамением и, скорее всего, дурным.

Сангвиний был создан из психически резонирующего кристалла – как и все отголоски тех, кого убили на борту «Мстительного духа» за его долгую историю. Подобные образования, словно изморозь, покрывали коридоры и залы по всему кораблю, и чаще всего они появлялись после боя или путешествий по бурям Ока. Я уже привык к ним – именно их мы в первую очередь увидели, когда только пришли на «Мстительный дух» в поисках Абаддона. Лишенные разума статуи из мутных кристаллов было несложно игнорировать, если только вы не оказывались достаточно глупы, чтобы прикоснуться к ним. Будучи задетыми, они «пели», психически передавая застывшие образы и ощущения своей смерти, тратя на эти бесполезные выдохи остатки энергии своей души. Этот феномен ненадолго увлек меня, однако вскоре я счел его не стоящим внимания.

Сангвиний умер на борту «Мстительного духа», и его призрак остался здесь. Пропитанная варпом сталь корпуса корабля возрождала примарха вместе с прочими павшими. Я уже не в первый раз видел хрустальную тень Сангвиния. Однажды я разбил ее, заинтригованный силой кристаллических обломков, и один из них теперь был гладким камнем на головке эфеса моего силового меча, Сакраментума. Кристаллический примарх всегда появлялся заново то здесь, то там, точно так же, как всегда восстанавливались другие разбитые хрустальные мертвецы на корабле.

Проходя мимо коленопреклоненного ангела, Ашур-Кай склонил голову, отдавая дань уважения муке, вытравленной на безупречном лице цвета непрозрачного алмаза. Большинство остальных проигнорировали Сангвиния – за исключением Леора, который при виде него страдальчески ухмыльнулся. На ходу он лениво махнул своим цепным топором. Зубья оружия коротко взревели, вгрызлись в одно из огромных крыльев и откололи его от тела.

Я ощутил спазм психической передачи, исходящей от хрустального призрака – укол ложной боли пси-кристаллов.

– Еще одна славная победа, – поддел я брата. Тот с усмешкой обернулся и подошел ко мне. Подлинного веселья в его глазах не было.

Первой неожиданностью стало то, что к собранию присоединился Илиастер. Его иссохшее лицо и клочковатые остатки волос придавали ему сходство с напрочь лишенным юмора черепом. Взгляд его впалых глаз обошел уже собравшихся, и он кивнул, соблюдая формальность, которая, как ему вскоре предстояло узнать, в этом кругу не требовалась.

– Я в Эзекарионе, – произнес он своим голосом, напоминавшим о гробнице в пустыне.

Никто из нас не стал возражать. Его приветствовали кивками, несколько кулаков ударили по нагрудникам. Он также остановился при виде теперь уже однокрылого воплощения мертвого примарха, опустившегося от боли на колени под штандартами старых войн. Осмыслив увиденное, он не стал уродовать его, а просто обошел стороной и точно так же вобрал в себя историю, свисавшую с готических перекрытий.

Эти встречи командиров Легиона были наиболее заметным проявлением усилий создать порядок из хаоса. Нам предстояло обсуждать линии снабжения, ресурсы, технику, формации, численность экипажей, цели, обязанности… Говоря кратко, мы собирались вести себя так, словно мы – организованная боевая сила, а не разрозненное сборище лидеров группировок, объединенных в мире, где не работают физика и военная логистика. Каждый из воинов высказался бы от себя, описав свой вклад в дело. Абаддон, в свою очередь, провел бы совет сравнительно тихо. Он знал, как ценно позволять младшим командирам потренироваться в руководстве и – как и во всякой армии – извлечь пользу из соперничества между ними. Офицеров побуждали не просто выслужиться перед Абаддоном и заслужить его нечастую похвалу, но также превзойти свершения группировок сородичей, чтобы произвести впечатление на Эзекарион и постараться послужить высшему командованию Легиона.