Владислав Морозов - Охотник на вундерваффе

Правда, два немецких танка после нескольких моих очередей стали двигаться как-то странно.

Наконец наша «сороковка» выскочила из леска. Я оглянулся – четыре немецких танка, в числе которых был и один с тонкой и длинной пушкой (что-то не то было в его облике, но я в тот момент не понял, что именно), еще больше вырвались вперед относительно основной группы, и это было хорошо.

Я немедленно дал третью ракету, сигнализируя нашей артиллерии. Не исключая, что делаю это зря. Мало ли что у пушкарей и начальства на уме…

Остальные «Т-60» и «Т-40» уже переваливали пехотные траншеи, уходя на исходные позиции на всех парах. Вроде бы никого из наших больше пока не подбили, и это не могло не радовать. А наш «Т-40» отходил крайним. Я все так же стрелял по немецким танкам и орал что-то неразборчивое, не слыша собственного голоса из-за шума двигателя и пулеметной пальбы. «ДШК» и на открытом-то воздухе бьет по ушам будь здоров, а уж в тесном объеме танковой башни я от него слегка оглох.

Немцы продвигались, не особо часто (наверное, экономя боезапас) паля в нашу сторону, но все так же без толку.

И в этот момент в небе наконец заныли, лаская мой несколько притупившийся слух, наши подлетающие тяжелые снаряды. Гаубицы (на звук калибр был 122 или 152-мм) наконец-то дунули по деревне и окрестностям. Для пристрелки у артиллеристов явно не было должного количества снарядов, но первый же их залп из десятка снарядов (видимо, стрелял один дивизион, никак не меньше) лег почти точно по основной группе немецких танков, как раз входивших в лесок. Была пара хорошо видимых прямых попаданий, во всяком случае, я увидел, как одну «трешку» прямо-таки подбросило над землей и ее орудийная башня улетела далеко в сторону.

Пара немецких танков загорелись, остальные немедленно стали сдавать назад. В этот момент по ним (с некоторым недолетом) и непосредственно по Дурятину легло еще два орудийных залпа, подняв за леском высокие столбы земли. На этом продвижение основной группы «T-III» полностью остановилось – теперь между леском и окраиной Дурятина горели танки, а в самой деревне тоже занялись пожары. Интересно, не зацепило ли кого из залегших в леске морпехов? Ведь про них те, кто управлял огнем тяжелой артиллерии, думали меньше всего. А точнее, они, скорее всего, просто не знали о них.

Больше гаубицы не стреляли, а наша «сороковка» уже чесала по полю, на полпути к пехотным траншеям, только ветер в ушах свистел да лязгали на неровностях торсионы подвески. И следом за нами на поле выскочили четыре немецких танка, включая тот самый вожделенный длинноствольный. Похоже, их экипажи были то ли особо глупые, то ли особо упорные.

Наконец под нашими гусеницами проскочил высокий бруствер окопа (удар был примерно как при переезде «лежачего полицейского») с присевшими на дно пехотинцами. В этот самый момент один немецкий танк из оторвавшейся от главных сил четверки попытался энергично сдать назад задним ходом, но у кромки леса остановился и загорелся – залегшие среди деревьев морпехи подожгли его бутылками.

Так или иначе то, что от нас требовалось, было сделано – немцы все-таки поперли стенка на стенку и вышли-таки на дистанцию действенного огня нашей противотанковой артиллерии. Дальше было делом техники, тем более что наводчики на нашей стороне, похоже, были все-таки опытные – по танкам ударили практически прямой наводкой «Ф-22» и «сорокапятки». В течение пятнадцати минут один «Т-III» был подожжен, а два, в том числе и нужный начальству, длинноствольный, обездвижены самым элементарным путем перебивания гусениц.

Человек восемь из их экипажей попытались отойти, но их перестреляли огнем с двух сторон морпехи и расчеты размещенных в траншеях «максимов».

Потом противотанковая артиллерия и пулеметы перестали стрелять, и на этом все кончилось.

На немецкой стороне к небу поднимались широкие столбы дыма – горело Дурятино и немецкие танки.

Немцы отошли на исходные. Мы тоже. И по очкам немцы в этот раз явно проиграли. Мы потеряли один «Т-60» и шесть человек (из числа того самого танкового десанта) убитыми, а немцы – семь или восемь «T-III» и неустановленное количество личного состава. Если бы в 1941-м всегда так воевали, война бы точно кончилась через две недели.

Немцы очухались только ближе к вечеру. Правда, никакой кипучей активности они не проявляли. Слыша какое-то шевеление на нашей стороне, они начали редко бить артиллерией, целясь скорее не по своим танкам (они о наших намерениях не могли знать), а по нашему переднему краю. Им в ответ изредка стреляли наши «Ф-22». Но это было позже.

А пока, как только наш «Т-40» развернулся и остановился на исходной позиции, к нему подбежали капитан Никитин с Мишей Шундиком. Разумеется они начали обнимать и целовать вылезшую из танка Татьяну, называя ее главным действующим лицом прошедшей операции. Может, оно, с их точки зрения, было и так, во всяком случае, на меня внимание было ноль. Я спрыгнул с танка на снег, и в этот момент у «Т-40» словно из ниоткуда появился полковник Заманухин собственной персоной.

– И ты молодцом, сержант, – сказал он, явно стремясь успокоить меня, негромким, но значительным голосом. Психолог хренов…

Потом пришел штатный экипаж «сороковки», и, хотя танк мы им вернули в целости и сохранности (не считая, разумеется, поколупанной краски на месте пулевых и осколочных рикошетов), танкисты долго матерились (один при этом окал, смешно, на вологодский или еще какой-то северороссийский манер) – я расстрелял почти весь боезапас для «ДШК», и им теперь предстояло выгребать с днища боевого отделения нехилую россыпь стреляных гильз и пустых оборванных звеньев пулеметных лент.

Хотя это уже было не мое дело.

Собственно, на ближайшие десяток часов мне вообще не нашлось каких-либо дел. Удачно начатая фальшивой разведкой боем операция спецов из Автобронетанкового управления продолжалась, но уже как-то мимо меня.

Как выяснилось, спрыгнувший с танков десант действительно имел личный приказ Заманухина – оставаться в леске за передним краем ровно до того момента, пока не будет эвакуирован нужный нам танк. Дабы не дать немцам возможности подойти к подбитым танкам. И хотя те даже и не пытались этого сделать, морпехи мужественно отмораживали жопы в леске до самого следующего рассвета.

А эвакуацией как таковой занималась уже не группа капитана Никитина. Для этого у Автобронетанкового управления, похоже, были специальные люди.

Как только стемнело, из тыла пришли два здоровенных гусеничных тягача «Ворошиловец» (по-моему, лучшее, что было в то время в Красной Армии для задач эвакуации, не считая танков «КВ» со снятыми при восстановительном ремонте башнями) с потушенными фарами. При тягачах было полтора десятка деловитых мужичков в форме с танкистскими петлицами (самый младший из них имел звание лейтенанта), которыми командовал низкорослый майор, с которым капитан Никитин поздоровался как со старым знакомым.