Владислав Морозов - Охотник на вундерваффе

Ну а после возвращения с Волховского фронта нашу группу немедленно отправили в Иран.

Служба там тоже была не сахар и не мед. Как раз в 1942-м иранский маршрут стал основным путем, по которому Красная Армия получала американское и английское вооружение и технику.

Ну а раз через южную границу в массовом порядке пошли ленд-лизовские танки, их прямо на месте надо было принимать, испытывать и прочее. Этакая рутина.

Людей у ГАБТУ, как обычно, не было, иначе, я так думаю, нас туда не послали бы. Но, поскольку тогда и на наших-то танковых заводах сильно не хватало толковых испытателей и военных инженеров, в Иран поехали мы примерно все тем же составом – старший группы капитан Никитин, воентехник 2-го ранга Шевкопляс, старший лейтенант Капканов (лихой фронтовой танкист, до начала войны полгода проработавший приемщиком на СТЗ и откомандированый в ГАБТУ после тяжелого ранения) и четыре «водителя-испытателя» – старший сержант Черников (то есть я), сержант Рупсюс (он же Сигизмундыч) и два присланных нам «на усиление» молодых младших сержанта – Глухоманюк и Зырин. Первое время этих двоих звали «слепоглухонемая парочка», поскольку оба они мало что умели (ускоренный военный выпуск) и толку от них было мало.

При этом, к моему искреннему удивлению, родное Автобронетанковое управление интересовали не просто испытания и приемка всех этих «Матильд», «Валентайнов», «Стюартов», «Грантов», «Универсалов» и даже поставленных в СССР непонятно за каким лешим авиадесантных «Тетрархов». Зачем это вообще было нужно, я так и не понял, тем более что все эти типы машин все равно испытывали по более углубленным программам на подмосковном полигоне совсем другие люди, рангом повыше нас и с опытом, не чета нашему.

При этом нам начальство давало разные «секретные задания», смысл которых раз за разом вызывал у меня даже не удивление, а скорее недоумение.

Спрашивается – какая разница в том, какой разброс мощности в среднем дают, к примеру, двигатели канадских «Валентайнов» выпуска января 1942 года в сравнении с двигателями «Валентайнов» английского производства выпуска ноября 1941 года? Кого это, спрашивается, могло интересовать? Чье это собачье дело? Так же, как, к примеру, кому на фиг сдались значения максимальных допусков при сборке бронекорпусов легких танков «Стюарт» или сравнительные характеристики пулеметов «Беса» и «Виккерс», установленных на разных модификациях «Матильд»? Но ведь с Москвой не поспоришь, и поэтому приходилось гонять моторы, мерить бронекорпуса и отстреливать пулеметы в импровизированном тире…

В общем, занят я был плотно, ни продохнуть, ни пернуть. Даже дневник вести в Иране времени не было, хотя и писать там было особо не о чем.

Тем более что вся восточная экзотика остается незаметной, когда почти все время сидишь на полигоне, за забором из колючей проволоки. Жара, песок, пот из-под армейской панамы течет на брови прямо-таки струйками и остается на одежде в виде белесых соляных разводов.

И при этом монотонная, неблагодарная работа – посреди такого вот пекла залезать в похожее на духовку боевое отделение танка и гонять его, где скажут, как скажут и сколько скажут. Поздно вечером, когда над недальними горами на небо выползала луна и работа заканчивалась, я обычно доползал до койки в щитосборном бараке (они там были импортными, привезенными из-за океана, как и все остальное) с ощущением, что вот-вот отброшу коньки. Но наутро все повторялось, и так день за днем и неделя за неделей. Спалось мне в Иране плохо, сны были сплошняком какие-то подробные, с запутанным детективным сюжетом. Правда, я наутро совершенно не помнил их содержания. Но, что самое хреновое, я иногда болтал во сне. При этом меня почему-то пробивало на бессознательное цитирование популярных песен различных исполнителей начиная с 1990-х. Ничего страшного в этом не было, но иди объясни той же Татьяне Шевкопляс (а она несколько раз слышала эти мои бормотания сквозь сон) или любому другому человеку из 1940-х, кто такие «безобразная Эльза», «Ксюша – юбочка из плюша», «мальчики-мажоры» или «террорист Иван Помидоров», что такое «рамамба-хари маба-ру» и «привет с Большого Бодуна», где находится «страна Лимония» или «родное Катманду» либо смысл фраз типа «я в небе летала вдвоем с тобой, я с неба упала вниз головой», «америкен бой, уеду с тобой» или «держись сильней за якорь, якорь не подведет, но если поймешь, что сансара нирвана, всяко печаль пройдет»…

В общем, можно было бы и спалиться ни за грош, если бы мои сослуживцы были чуть более любопытны, а не удовлетворились бы объяснениями о том, что все изреченное мной – сочинение разных нанюхавшихся кокаина декадентов «Серебряного века».

В остальном можно сказать, что на меня вся эта тогдашняя англо-американская техника особого впечатления не произвела, хотя с точки зрения той же эргономики она, конечно, была куда более удобной для экипажей, чем наша. Только снаряды она при этом держала плохо, да и горела, за редким исключением, куда лучше нашей.

Однако чего у союзников было не отнять – это автомобили. Машины любых видов и классов у них тогда были очень хорошие, не чета нашим. Именно в Иране мое непосредственное начальство впервые увидело, что на свете бывают такие вещи, как мощные седельные тягачи и трейлерные прицепы-танковозы «Даймонд» и «Скаммел». Никитин, ознакомившись с подобной техникой, прямо-таки разинул рот – ведь в Союзе тогда ничего подобного точно не водилось.

Хорошо, что, по крайней мере, писаниной меня не заставляли заниматься, поскольку для этого я рылом и чином не вышел и для того у нас были командиры. Никитин, Шевкопляс и Капканов просиживали над бумагами за полночь, и как они при этом не рехнулись и не заработали тепловые удары – сами удивлялись. Так или иначе, под Тебризом мы пробыли до декабря. По осени жара несколько спала, и стало полегче.

А затем в ГАБТУ что-то передумали, и мы опять оказались на фронте. Из жары прямо в расейскую зиму, да не куда-нибудь, а под Сталинградом.

Сначала на прибывших из Ирана канадских «Валентайнах» была сформирована свежая 302-я танковая бригада, которая предназначалась для 2-й гвардейской армии. А когда эта бригада начала отбывать на фронт, мы получили приказ отправляться вместе с ней.

Собственно, с нашей отправкой на фронт все было просто – нашему начальству вдруг понадобились свежие данные о том, как поведут себя пехотные танки типа «Валентайн» (у нас тогда их еще обзывали «Валентинами») в условиях снежной русской зимы. Похоже, дядюшке Джо хотелось озадачить рекламациями забугорных производителей – англичан с канадцами. Плюс к этому, по-видимому, была нужна и информация по боевому применению танков этого типа. А наш Никитин почему-то считался как раз специалистом по фронтовым испытаниям.