Владислав Морозов - Охотник на вундерваффе

В общем, бригада уехала на Сталинградский фронт, и мы отправились с ее последним эшелоном.

Потом была некоторая заминка, поскольку нам пришлось получать на месте автотранспорт, а именно – джип марки «Бантам BRC» для командира и грузовой «Студер» US-6 для остального личного состава.

Из-за этого мы окончательно отстали от тылов 302-й танковой бригады и тщетно догоняли эту часть на марше. И все равно к моменту нашего прибытия к месту ее последней остановки бригада уже успела выдвинуться к передовой. А нам осталось только заночевать в надежде догнать ее на следующий день.

В перерезанной там и сям оврагами и руслами небольших речек заснеженной степи мы наткнулись на полуразоренный хутор Еблышкино, где сохранилось несколько целых хат и сараев. По сравнению с начисто сожженной соседней станицей Кумажапская это был почти курорт. Правда, кроме нас, ночевать на хутор набилось еще как минимум несколько десятков проезжающих из разных частей при изрядном количестве машин и телег.

Накануне в здешней округе шли серьезные бои – в степи довольно густо стояли горелые танки (наши «Т-60», «Т-70» и «Т-34» вперемешку с немецкими «тройками» и «четверками»), автомашины и разбитые орудия. Попадались и обломки самолетов и планеров – «воздушный мост» к Паулюсу еще действовал, и в небе над нашими головами случались неслабые, но малопонятные с земли драки. Кое-где из-под снега торчали неубранные трупы интернационального происхождения, включая экзотических итальянцев, румын и венгров, непонятно за каким явившихся сюда на свою погибель вслед за гитлеровцами.

У горизонта непрерывно бахала, гудела, звенела и тарахтела недалекая канонада – Гот со своей армейской группой продолжал небезуспешные попытки прорваться к Паулюсу в Сталинград и деблокировать 6-ю армию, которая уже доедала последних румынских лошадок, кавалерийских и обозных.

Кстати, географических названий типа Еблышкино и Кумажапская вы в нашем времени уже ни от кого не услышите. По одной очень простой причине.

Да, суровой зимой 1942/43-го года здесь вовсю убивали друг друга русские и немцы, а на этих равнинах сходились во встречных боях танковые части Красной Армии и вермахта, и это было частью всемирно знаменитой и воспетой впоследствии в книгах и фильмах «Великой битве на Волге».

Но спустя всего каких-то пять лет, в 1948-м, здесь уже начали строить Волго-Донский канал, а еще через пять лет, в 1953 году, большая часть данной местности стала дном Цимлянского водохранилища. Именно поэтому про эти населенные пункты с той поры никто и не помнит. А их упоминание в военно-исторической литературе порой вызывает лишь недоумение, поскольку на современных географических картах их больше нет.

Вообще, в наши будущие времена я в здешней округе не бывал, разве что проездом. Но в 1942-м эта местность явно мало напоминала то, что я мог увидеть тут в 2000-е.

То есть, конечно, Сталинград (в наше время Волгоград) в виде некой «отправной точки» и идущая к нему с юго-запада ветка железной дороги были и тогда.

Но во время войны Волга все-таки была относительно узкая, а упомянутого водохранилища не было и в помине, как не было, к примеру, и города Волгодонска.

Вместо города Цимлянска тогда была всего-навсего станица Цимлянская, а вместо райцентра Котельниково – поселок Котельниковский с железнодорожной станцией.

В общем, получалось, что мы сидели практически на дне будущего рукотворного моря, и я не знал, смеяться мне или плакать.

Хотя смеяться мне в ту ночь не хотелось, а хотелось спать. Собственно, я помаленьку дремал, сидя в накинутом на плечи полушубке на колченогой табуретке у дощатого стола, на котором стояла расчехленная рация (в этот раз Никитин все-таки добился, чтобы нас обеспечили не только транспортом, но и связью) и лежал автомат «ППШ». В ту ночь именно мне выпало дежурить, а все «дежурство» состояло в том, чтобы раз в два часа включать рацию и слушать «нашу» волну на предмет возможного получения каких-нибудь новых приказов и ценных указаний.

Дремалось в набитой сильно портящими воздух (а чего можно ожидать от людей, которые накануне плотно наелись приправленного салом или комбижиром гороха или перловки с черным хлебом?) вояк откровенно плохо. Настойчиво лезли в башку всякие печальные мысли на все те же темы. Ведь я пробыл здесь уже год – Подмосковье, потом Керчь, Волховский фронт, дальше Иран, а вот теперь еще и Сталинград. Но, зачем я здесь торчал, было по-прежнему неизвестно, поскольку за прошедший год в этом вопросе решительно ничего не прояснилось, а ничего мало-мальски судьбоносного я тоже не делал. Господи, хоть бы объявились наконец эти фиговы «заказчики», объяснили мне, кого надо убить или что надо взорвать, – и, как говорится, скатертью дорога. Причем подсознательно я почему-то понимал, что вполне смогу вернуться назад по собственной воле чуть ли не в любой момент. Но вот главный вопрос был как раз именно в том, как это надо делать. Хотя я вполне понимал, что тут дело, похоже, во мне самом, а не в какой-то там технике.

Ночь за узкими окнами уцелевшей хаты (судя по сохранившимся вокруг дома указателям, у немцев здесь был пост полевой жандармерии) была темная, а канонада слышалась как-то особенно отчетливо. Печь в хате была хорошо протоплена, но нельзя сказать, что было жарко. Поэтому набившиеся сюда на ночлег человек двадцать (считая личный состав нашей группы) спали вповалку где попало, не раздеваясь, и из-за этого по темной хате практически невозможно было ходить, не наступив ненароком на кого-нибудь из спящих.

Хозяйка хаты – древняя морщинистая старуха одетая во все черно-серое, лежала на топчане в углу под иконой, но, по-моему, не спала. Вообще, судя по тому, что эта бабка почти не разговаривала и как-то странно смотрела на военных людей с оружием, складывалось впечатление, что от всех предшествующих катаклизмов последних шести месяцев, связанных с прохождением фронта туда-сюда, она слегка повредилась в уме. Во всяком случае, ей, похоже, было уже все равно, кто именно ночует у нее в хате – немцы или русские.

Из состояния дремоты меня вывел приближающийся шум автомобильного мотора, по единственной хуторской улице, где вдоль уцелевших плетней стояли грузовики и подводы, что-то ехало. Я чисто машинально глянул на часы – половина шестого. Практически утро, а на улице было все также непроницаемо темно. Что сделаешь, если на дворе кalte russische winter, как говорят наши здешние противники…

– Где здесь капитан Никитин?! – заорал кто-то на улице, силясь перекричать шум мотора и обращаясь к мерзшему на улице часовому, который охранял несколько машин с боеприпасами.

– Там! – заорал часовой в ответ, видимо, показав в сторону нашей хаты.