Юрий Гаврюченков - Опасный лаборант

Фал как щупальце обвил голень, но выпутаться без помощи рук не позволяло постоянное натяжение. Когда волна покатила навстречу, лаборант взял фонарь зубами за ручку, наклонив, чтобы он не слепил глаза, а подсвечивал вниз, выдернул из-за пояса нож и стал как можно быстрее перепиливать трос возле щиколотки. Добротный плетёный конец устоял. Судно качнуло, канатный клубок уплыл, выпрямив колено. «Только бы не завалило на борт, только бы не сорваться», – лаборант вцепился в пруток обеими руками, готовясь, если «Мона Лиза» вдруг опрокинется. Судно мотало, и снова стало возможно вытянуть ногу из воды. Муромцев попытался разглядеть надрез на конце, но ничего не увидел. Прикрыв глаз со стороны фонаря, рассмотрел бесцветную оплётку на фоне чёрной воды и немедленно стал возить по ней лезвием. Синтетическая нить скользила. «Хочу пилу или нож с серрейтором», – от напряжения Муромцев облился холодным потом. Ногу снова утащило в глубину. Рука, вцепившаяся в ступеньку, стала дрожать от усталости.

Чернильная жижа, наполненная скопищем канатов, грозила смертью. Сорвёшься туда, запутаешься как в сети и захлебнёшься. Накроет волной и – каюк. Денис понял, что гонит беса, но оправиться не мог. Яма с плавучим кублом канатов пугала всё сильнее.

«Мона Лиза» накренилась на правый борт. Муромцев навалился на трап. Он вытянул пленённую ногу, не помня себя от отчаяния, сунул клинок между щиколоткой и фалом. Нож пролез! Тогда Муромцев стал водит им вверх-вниз, но фал плохо резался, зато щель между кожей и оплёткой стала расти. «Его можно раздёрнуть!» – Муромцев заработал тесаком как свайкой, постепенной доставая клинок, увеличивая рычаг, и с ним петлю, из которой теперь можно было вытащить ступню.

Судно завалилось на другой борт. Рука сорвалась.

Муромцев полетел в чёрную яму.

Вода сомкнулась над ним. Темнота. Смерть. Свет. Денис выдул из носа воду, глубоко вдохнул. Волна захлестнула его, но он вынырнул.

Трап! Животный инстинкт спасения примата скомандовал первым делом взобраться повыше. Как тонущая обезьяна, лаборант сделал несколько могучих гребков и уцепился в ступеньку обеими руками. Он взметнулся над водой, оставив плавающий фонарь, который исправно горел и даже лучше годился в воде как источник света. Пустотелая рукоять и специальные полые отделения под корпусом не позволяли ему утонуть.

Денис к своему удивлению обнаружил на ступеньке босые ноги и уходящий в воду фал, который разошёлся от ударов по мотку. Петля вокруг щиколотки затянулась обратно, вместо с ней сохранился нож. Он упёрся гардой и торчал как из ножен. Лаборант вытянул тесак до половины, двинул рукоятку вниз. Вытащил пятку, а следом и всю ступню. Полимерное щупальце плюхнулось в кубло и присоединилось к змеюшнику.

Лаборант взлетел по трапу, свалился на пайолы, откатился подальше и долго лежал, приходя в чувство. Так он валялся навзничь, пока адреналин не переработался. Денис дрожал и чувствовал слабость. Здесь, на твёрдой поверхности, стала чувствоваться качка. «Мона Лизу» таскало по камням с носа на корму, при этом всякий раз слышался истошный скрип железа. Киль больше не останавливал крен на левый борт, из чего лаборант заключил, что шхуна постепенно сползает с рифа.

«Ветер разгулялся», – вяло подумал Денис. Ему не хотелось вставать и куда-то плестись в темноту. В трюме не было видно ни зги, только слегка обрисовывался люк ахтерпика, в котором бултыхался фонарь.

«Допустим, отсюда выход я наощупь найду, – потрясение улетучивалось, начинала соображать голова и возвращаться силы. – А если наверху ночь? Как я подам сигнал на „Чёрный песец“? Надо, чтобы меня сняли, пока шаланда не пошла ко дну».

Звуки, издаваемые «Мона Лизой», нервировали всё сильнее. Хороший признак. Значит, для беспокойства в организме появилась энергия. «В рубке должны быть сигнальные ракеты или файеры. А что, если они забрали пиротехнику с собой? У меня даже нет зажигалки, чтобы поджечь какую-нибудь ветошь».

Так думал он, не желая признаться себе, что придётся лезть в страшный ахтерпик и выуживать фонарь. Возможно, нырять за ним. Нет! Денис содрогнулся и подумал найти в трюме багор. Хотя откуда он здесь? И как его искать без фонаря? Чтобы добыть багор, нужен фонарь. Чтобы добыть фонарь, нужен багор. Замкнутый круг.

Проще добыть фонарь без багра.

– Всё своими руками, – прошептал лаборант и замысловато выругался.

Он сел и долго смотрел на люк. Провёл по карману, пистолет был на месте. Денис чувствовал его тяжесть, но проверка успокоила. Поправил за ремнём тесак. Перевернулся на четвереньки и осторожно побрёл к люку. Заглянул.

Под ним болталась жидкая чернота с омерзительными дугами, извивами и узлами, подсвеченными из-под воды жёлтым лучом. Фонарь у правого борта. Это стало решающим фактором. Валандайся он подальше, Муромцев за ним не полез бы.

«Только на верхние ступеньки и сразу назад», – качка делала затею рискованной. Муромцев перевалился через комингс, дождался, когда «Мона Лиза» накренится на правый борт, и быстро спустился до уровня воды.

Фонарь плавал рядом, но рукой не достать. О том, чтобы подтянуть нижней конечностью, как сделала бы на его месте любая обезьяна, лаборант боялся помыслить. Он прикипел подошвами к прутку и даже обхватил его пальцами ног. Выбираться из канатного силка ещё раз сил не будет.

И тогда он поступил как смышлёный примат – использовал орудие труда! Вытянул тесак и, перехватив за остриё, дотянулся рукояткой до фонаря. Так он не позволял ему отплыть, а когда судно снова накренилось на правый борт, подцепил гардой за ручку, вытянул и зажал между животом и трапом.

Животное за переборкой начало издавать такие звуки, что мороз пробежал по коже. Звуки были совершенно инопланетными. Похоже, оно насытилось и теперь пело или издавало рулады наслаждения. Или что оно ещё делало над обглоданным трупом моряка. Одно было ясно – это совершенно неземное удовлетворение, хотя и постижимое опытному биологу.

Муромцев утвердился во мнении, что с полумёртвой посудины надо убираться любой ценой. Сунул нож в зубы и, сжимая фонарь, поспешно выбрался из ахтерпика.

С источником света жить сразу стало легче. Муромцев поднялся на шлюпочную палубу, торопливо идя полуприседом, ставя ноги враскорячку, чтобы его не опрокинуло, и, выставив руки, чтобы успеть оттолкнуться от набегающих стен и пайол. Наверху пришлось держаться за поручень, чтобы не сдуло. Вдобавок, мотало совершенно чудовищно. Стояла ненастная тропическая ночь. Небо застили тучи, крепкий ветер бил в борт, раскачивал несчастную «Мона Лизу», а она тёрлась о риф и набирала воду. К огромной радости, Муромцев различил ходовые огни пиратского корабля – зелёный справа, красный слева и белый кормовой, но он не думал, что они будут так далеко. Пираты бросили его и уходили? Или удалились от рифа и развернулись носом к волне?