Юрий Гаврюченков - Опасный лаборант

Денис врубил свой прожектор на максимальный режим. Стал светить в сторону «Чёрного песца». Если сейчас его не заметят и бросят, беречь заряд аккумулятора нет смысла. Денис был уверен, что аварийная посудина не доживёт до следующей ночи.

Он зажал поручень подмышкой, обхватив его левой рукой и прижавшись всем телом, чтобы качка не сорвала захват, и махал поднятым над головой фонарём, направляя луч на корму «Чёрного песца». Вахтенный в рубке должен был увидеть свет. Наверняка, он оглядывается на зловещее судно, с которого бежала досмотровая группа и оставила члена экипажа. Пираты были беспринципными гадами, но каждый мог представить себя на месте пленного водолаза, хотя бы из эгоизма и страха за свою шкуру.

«Что, если не заметят? – казалось, ребро вот-вот треснет под поручнем, но судно качнулось обратно и теперь бицепс пронзило болью. – Дырявая коробка слезет с камней и утонет, завтра волны и ветер сдвинут её. Сегодня или завтра? Может быть, даже сегодня ночью. В трюмах переборки не задраены. Лоханка наберёт воды и быстро пойдёт ко дну – она железная. Я здесь как крыса. Только бы не ночью. Да какая разница, днём или в темноте?»

Волна ударила в борт, крупные брызги хлестнули по лицу как хорошая оплеуха, она привела Дениса в чувство. «Нет, – он стал глубоко дышать, в рот и нос билась морская соль, освежала. – Не паникуй. Подумай».

Эта простая мысль чудесным образом включила голову.

«Плот. Надо связать плот, как на Ослиной Челюсти. На всякий случай, если „Мона Лиза“ оверкиль. Бочки, палки и верёвка. В трюме полно крепёжного материала. Палки наломаю с пайол, если не найду досок или бруса. Для этого надо добыть лом. Может, попадётся пустая тара для поплавка. Свяжу, покрою сетью, чтобы не расползлось, и буду за неё держаться. Надо пошарить как следует. Вдруг, отыщу надувной плот? Не торопись, – Денис стиснул зубы, его снова ударило в рёбра поручнем трапа, но боли не почувствовал, к нему пришло каменное спокойствие. – Не торопись, – торопиться действительно было некуда. Он остался один на один с океаном и должен был полагаться только на себя самого. – Трюм. Тара. Трос. Дерево. Лом или свайка. Поискать спасательный плот. Спасательные жилеты! И пиротехнику. Обыскать рубку и рундуки в каютах. Могли остаться спасжилеты и продуктовый НЗ».

С «Чёрного песца» замигал сигнальный прожектор.

Заметили! Денис машинально опустил фонарь, устав махать, но тут же снова поднял, чтобы подтвердить получение сигнала. Появилась надежда, что усилия не пропадут, а жизнь не окажется потраченной в ближайшие несколько часов.

Корабельный прожектор стал давать вспышки с неравными интервалами. Что-то хотели передать азбукой Морзе, но Муромцев её не знал и только замахал фонарём в ответ. Он даже не стал включать его в режим SOS, хотя специальная красная кнопка для этого на корпусе была. Опыт с португальским разговорником дал знать себя. Послание-то передать можно, но что делать с ответами? Лучше сразу показать, что не знаешь языка. В этом случае люди не будут говорить, как с понимающим, а постараются доступно объяснить на пальцах.

Так и вышло. С «Чёрного песца» кончили сигналить, прожектор загорелся ровным полным светом, а потом погас. Муромцев подождал, не изменят ли положения ходовые огни, но пираты не собирались разворачиваться бортом к волне, решив выждать, как минимум, до рассвета. Денис переключил фонарь на умеренный жёлтый свет и спустился в трюм.

Звуки во чреве «Мона Лизы» сделались глуше. Денис зацепился за поручень и, стоя на нижней ступени, принялся светить по пустой палубе грузового отсека, невольно при этом вслушиваясь. Скрип и стук корпуса по камням заметно утих, приобрёл некоторую басовитость. И когда Денис обратил внимание, как гуляют пайолы, морозные когти страха пробежали вдоль позвоночника. Деревянные решётки плавали!

Он включил большое кольцо диодов. Белый свет как на ладони выявил картину надвигающейся катастрофы. Настил средней палубы был подтоплен. Вода стояла выше комингса люка и продолжала прибывать. Всякий хлам больше не летал от борта к борту, а медленно перекатывался в воде.

Пока лаборант сигналил, судно сошло с камней.

Денис кинул пятно света на носовую переборку с гуляющей взад-вперёд дверью. В голове разом сложились параллельные цепочки рассуждений в форме зрительных образов. Вот, он отсюда пробирается на бак, «Мона Лиза» начинает быстро тонуть, он оказывается запертый в трюме среди непринайтованного груза, отрезанный от выхода всплывшим из машинного отделения хищником. Крыса в ловушке, брошенная в бочку с водой. Альтернатива: он бежит по верхней палубе на бак, «Мона Лиза» заваливается на левый борт, порыв ветра – и он летит через леера в море, а волна колотит его о риф. Крыса в барабане стиральной машины чувствовала бы себя лучше.

Лаборант утёр холодный пот.

На секунду он ощутил, что такое настоящая фрустрация.

Настоящая Фрустрация!

А потом впечатление улетучилось.

Оба варианта были кошмарны, но и только.

Муромцеву не встречался научный подход к разрешению конфликта выбора «нежелаемое-нежелаемое», когда остро стоящая потребность избежать каждую из альтернатив неизбежно фрустрируется. Однако он был слишком напуган и отупел для высокодуховной рефлексии. Когда настоящий интеллектуал впал бы в депрессию или стал винить окружающих в преступном бездействии, лаборант доверился интуиции.

Разработанный на открытом воздухе план спасения показался в трюме неосуществимым. Так всегда бывает с простыми и изящными способами, которые легко порождает некомпетентный разум. Искать лом, доски, верёвки, бочки и, тем более, увязывать плот стало нереально. И если свежий воздух подсказал решение проблемы, искать спасение тоже надо было на свежем воздухе, пускай под угрозой сыграть за борт. Угроза – это не свершившийся факт, а его теоретическая возможность.

«Наверх и на нос, – подумал Муромцев. – Старпом рвался в каюты, на бак. Он знает это судно. И правильно, шхуна тяжёлая, с мощным двигателем, парусное вооружение носит вспомогательную функцию, для прохода через район активности пришельцев, чтобы не потопили. Для движения в основном используют силовую установку. Машинное отделение ближе к корме, значит, команда живёт на баке, там тише. Итак. Я выхожу на шлюпочную палубу, хватаюсь за леер правого борта и бегу… Или в рубку, она ближе? – лаборант даже задержал дыхание. – Или в каюты, пока их не затопило? Если шхуна погрузится ещё, а это случится в самое ближайшее время, лезть в жилой трюм станет небезопасно. Искать что-то под водой практически невозможно. Значит, сначала туда. Рубка на верхней палубе и ещё возвышается над ней, оттуда можно легко эвакуироваться или вовсе там отсидеться, если „Мона Лиза“ встанет на киль и перестанет погружаться. Не может ведь риф так резко кончиться. Итак, в каюты!»