Василий Сахаров - Добытчик (СИ)

Как ни странно, несмотря на серьезность поднимаемых вопросов, общение было легким. Мы понимали один другого с полуслова и обо всем договорились, ударили по рукам и расстались. Кубанцы и средиземноморцы погрузились на МРК и направились во владения Альянса. Ну а мы вернулись в "Гибралтар" и начали планировать поход к некогда родным берегам.

Туапсе.

20.09.2074.

Ночь. Возглавляя строй кораблей, "Ветрогон" шел в порт. На море спокойно, а вот на берегу нет. Невдалеке от фрегата, всего в двух милях, город Туапсе. Там шел бой, и мы тоже готовились к сражению…

Пока мы собирались в поход, строили планы, а затем пересекали Средиземное море, проходили проливы и двигались по Черному морю, у нас на Родине произошли большие изменения. Император давил сопротивление всех, кто посмел выразить недовольство новыми налогами и репрессиями. Действовал Илья Симаков жестко, можно даже сказать, что жестоко, и ему прилетела ответочка. Две группы злоумышленников, наемники олигархов или диверсанты иностранных держав, точных сведений по этому поводу не было даже спустя три недели, атаковали имперский Генштаб и дворец государя. При отражении нападения использовалось тяжелое вооружение, вплоть до танков и бронемашин, что повлекло за собой многочисленные жертвы. Во время сражения погибло более двухсот человек, половина гражданские, и в самом центре столицы сгорело несколько зданий. Но, самое главное — погиб старый Симаков, единственный человек, который мог обуздать императора, а сам Илья Первый уцелел. После чего стал махать карающим мечом возмездия налево и направо, не разбираясь, кто прав, а кто виноват.

Репрессии быстро приобрели массовый характер. Были сформированы имперские карательные отряды, во главе с фанатичными "имперскими соколами", и в течение нескольких дней в тюрьмы и пыточные подвалы отправилось почти пятьсот человек. Это только начало, а дальше хуже. Поселения, которые подняли мятеж против властей, выжигались и все, кто был пойман с оружием в руках, пусть это даже топор для колки дров, вилы или дубина, расстреливались. Так император хотел показать свою абсолютную власть и запугать "неблагодарный народ". Однако страх дал совершенно обратный эффект, сопротивление селян возросло, а помимо того к ним присоединились рабочие крупных городов.

Всего за неделю империя погрузилась в пучину хаоса и к столице стали стягиваться войска. Соответственно, ослабло прикрытие приграничных районов, и произошло еще два крупных мятежа. Сначала поднял восстание Ростов-на-Дону, а затем перешли к боевым действиям горцы Северного Кавказа. Причем первым помогали закрепившиеся в Воронеже тульские крестоносцы, а вторым недавний враг Новоисламский халифат.

С каждым днем положение империи, которая еще полгода назад казалась несокрушимым монолитом, ухудшалось. Требовалось принять ряд срочных мер, дабы преодолеть кризис, отбить вторжение алчных соседей и восстановить в государстве мир. Лично я, окажись на месте Ильи Симакова, отдал бы под суд половину бесполезных столичных лизоблюдов и объявил бы народу, что именно они являлись виновниками репрессий, а потом призвал бы к оружию всех "старых гвардейцев" и показал бы крестоносцам, новоисламцам и наиболее яростным мятежникам "кузькину мать". Именно так я поступил бы как король. Но каждый на своем месте. У меня в голове одно, а у Ильи Симакова совершенно другое. "Старая гвардия", которая возвела его на престол, давно уже не в чести и многие ветераны оказались по другую сторону баррикад, перешли на службу к олигархам, подались в разбойники или стали полевыми командирами восставших. Император полностью полагался на свою новую гвардию, "имперских соколов", и не собирался идти на уступки народу. По этой причине, к тому моменту, когда флотилия из Испании добралась до Туапсе, вся страна была объята огнем пожарищ гражданской войны.

По предварительному плану, который составлен олигархами, суда переселенцев должны были находиться в туапсинском порту, который будет взят ими под негласный контроль. То есть внешне все должно быть, как и прежде, обычный мирный город, и в порту кипит работа. Однако все чиновники и полицейские под контролем олигархов, куплены с потрохами. На борт судов грузятся припасы и люди. После чего мы, стараясь не вмешиваться во внутренние разборки империи, берем флотилию переселенцев под охрану и уходим в Испанию, а как олигархи будут оправдываться перед императором ( при условии, что Илья Симаков сохранит власть ), нас не касалось. Вроде бы все просто, тем более что имперский флот покинул черноморские порты и выдвинулся в Азовское море, дабы осуществить десантную операцию против донских мятежников, а регулярные армейские соединения направились в Краснодар. Нам никто не должен был помешать, препятствий нет. Но произошло то, чего никто не ожидал. Гражданской войной на Кубани решил воспользоваться еще один сосед, до недавнего времени более-менее верный имперский союзник. Кто бы вы думали? Правитель Трабзона Осман Гюнеш.

Турки, конечно же, следили за тем, что происходило в Черноморской империи, и были обеспокоены ростом могущества славян. Однако до поры до времени старались казаться друзьями. Гюнеш ждал удобного момента, чтобы нанести удар, и как только имперский флот оставил Туапсе, он его нанес. На баркасы и катера, на шаланды и яхты, на древние рыболовные и транспортные суда, которые имелись в распоряжении Трабзона, погрузилась турецкая армия, почти три с половиной тысячи воинов. А помимо того к туркам присоединились наемники и добровольцы Новоисламского халифата. Это еще полторы тысячи воинов. По нынешним временам войско огромное и оно направилось к Туапсе и Сочи. Гюнеш собирался под шумок разграбить причерноморские поселения империи и сделал свой ход.

Турецкий флот начал высадку за два часа до подхода испанской флотилии к имперским берегам и об этом нам сразу же сообщил Ефим Баринов, главный координатор между нами и переселенцами. На побережье начались бои. В Сочи турок встретил пограничный батальон, а в Туапсе дружины олигархов, полиция и местное ополчение. Выстоять против вражеских десантников имперцы не могли, слишком неравны силы, и мы оказались перед выбором. Если план полетел к чертям, проще всего отступить и не вмешиваться в чужую войну, вернуться обратно в Испанию, списать транспортные расходы и сделать вид, что ничего не было. Вот только мы, в большинстве своем, сами бывшие имперцы, у нас есть претензии к Илье Симакову, но понятие Родины для нас не чуждо, и бросать на произвол судьбы тысячи людей не хотелось. Подло это и бесчестно. Поэтому на военном совете, который я провел на борту "Ветрогона" с командирами кораблей и морпехами, было принято решение вмешаться и дать наглым туркам отпор. За это отдали свои голоса семнадцать офицеров, против высказались только двое, воздержался один.