Лей Бардуго - Тень и кость [litres]

Он никогда не обращался ко мне и редко даже смотрел в мою сторону. Я была уверена, что это потому, что я не показывала улучшений и он знал, что как заклинательница Солнца я была безнадежна.

Когда я не страдала от рук Багры или Боткина, то сидела в библиотеке, проглядывая книги по теории гришей. Мне казалось, что я понимала основы их деяний. « Наших деяний », – поправила я себя. Все в мире можно разделить на одинаковые маленькие кусочки. То, что казалось волшебством, на самом деле было манипуляциями гришей над материей на самых низших уровнях. Мария не делала огонь из ничего. Она призывала горючие элементы в воздухе вокруг нас и нуждалась в кремне, чтобы сотворить искру, которая разожжет пламя. Сталь гришей была сотворена не магией, а талантом фабрикаторов, которые не нуждались в тепле или грубых инструментах, чтобы манипулировать металлом.

Но если я и понимала, что мы делали, то в способе исполнения сомневалась. Фундаментальным принципом Малой науки был постулат «подобное притягивает подобное», но дальше все было сложно. «Одинаковость» делала все подобным. «Этовость» делала все разным. Одинаковость была связью гриша с миром, но этовость давала им родство с чем-то вроде воздуха, крови или, в моем случае, со светом. Где-то на этом этапе моя голова начинала идти кругом. Одно мне бросилось в глаза: слово, которым философы описывали людей без дара гриша: «отказники» – «покинутые». Синоним к слову «сирота».

Как-то после обеда я проглядывала отрывок о помощи гришей в прокладывании торговых путей, когда почувствовала чье-то присутствие рядом. Подняла взгляд и съежилась в кресле. Надо мной нависал Апрат, его бездонные черные глаза горели с подозрительным напряжением.

Я окинула взглядом библиотеку. Не считая нас, вокруг было пусто, и, несмотря на солнце, льющееся через стеклянный свод, по моей коже побежали мурашки.

Он присел на стул рядом со мной, поправляя свою старую мантию, и на меня повеяло запахом влажной могилы. Я попыталась вдыхать через рот.

– Наслаждаешься обучением, Алина Старкова?

– Очень, – соврала я.

– Я рад. Но, надеюсь, ты уделяешь своей душе столько же внимания, сколько и разуму. Я – духовный наставник всех людей за пределами этого дворца. Если ты почувствуешь беспокойство или тебя настигнет какое-нибудь несчастье – можешь, не мешкая, обратиться ко мне.

– Обращусь. Не сомневайтесь.

– Хорошо, хорошо, – он улыбнулся, сверкнув желтеющими зубами с почерневшими деснами, как у волка. – Я хочу, чтобы мы были друзьями. Это важно.

– Конечно.

– Ты меня очень порадуешь, если примешь этот скромный подарок, – сказал он, доставая из складок своей коричневой мантии небольшую книгу в красном кожаном переплете.

Как можно предлагать подарок и при этом звучать так пугающе? Я неохотно потянулась и взяла книгу из его длинной руки с выступающими голубыми венами. Название было тиснено золотом. «Истории святых».

– Истории святых?

Он кивнул.

– Было время, когда всем юным гришам вручали эту книгу при поступлении в школу Малого дворца.

– Спасибо, – ошарашенно поблагодарила я.

– Крестьяне любят своих святых. Они жаждут чудес. И тем не менее недолюбливают гришей. Как думаешь, почему так?

– Я не задумывалась об этом, – ответила я, открывая книгу. Кто-то написал мое имя с внутренней стороны обложки. Я перевернула пару страниц. «Святой Петр. Святой Илья в цепях. Святая Елизавета». Каждая глава начиналась с иллюстрации, искусно выведенной яркими чернилами.

– Может, это потому, что гриши не страдают так, как страдали святые или простые люди?

– Не исключено, – рассеянно ответила я.

– Но ты страдала, не так ли, Алина Старкова? И я считаю… да. Ты будешь еще больше страдать.

Я резко подняла голову. Казалось, что Апрат мне угрожал, но его глаза были полны странного сострадания, которое пугало меня даже больше. Я опустила глаза к книге.

Мои пальцы замерли на иллюстрации гибели Святой Елизаветы, четвертованной на поле роз. Из ее крови образовался ручей, текущий через лепестки. Я резко закрыла книгу и поднялась на ноги.

– Мне пора идти.

Апрат тоже встал, и на мгновение мне показалось, что он попытается меня остановить.

– Тебе не нравится мой подарок.

– Нет-нет. Он очень милый. Спасибо. Просто не хочу опаздывать, – пробормотала я. Затем прошмыгнула мимо него к дверям библиотеки и задержала дыхание, пока не оказалась в своей комнате. Кинула книгу Святых в нижний ящик комода и захлопнула его.

Что Апрат хотел от меня? Подразумевали ли его слова угрозу? Или какое-то предупреждение? Я сделала глубокий вдох, и меня накрыла волна усталости и недоумения. Мне не хватало спокойного ритма картотеки, комфортной монотонности моей жизни в качестве картографа, когда от меня не ждали ничего большего, чем пары рисунков и чистоты за рабочим столом.

Я скучала по родному запаху чернил и бумаги. А больше всего – по Малу. Писала ему каждую неделю, спрашивая о нашем полке, но ответов не следовало. Я знала, что наша почтовая служба была ненадежной и что его военная часть могла передвинуться с Каньона в Западную Равку, но все равно надеялась получить весточку.

О его визите в Малый дворец пришлось забыть. Как бы я по нему ни скучала, мне не хотелось, чтобы он узнал, что я вписалась в свою новую жизнь так же «удачно», как в прошлую.

Каждый вечер, когда я поднималась по лестнице в комнату после очередного бесполезного дня, я представляла себе письма, которые могли бы ждать меня на туалетном столике, и ускоряла шаг. Но шли дни, а писем так и не было. Сегодняшний день ничем не отличался. Я провела рукой по пустой поверхности стола.

– Где ты, Мал? – прошептала я. Но отвечать было некому.

Стоило мне подумать, что хуже быть уже не может, как все стало хуже. Я сидела за завтраком в купольном зале, когда главные двери распахнулись и внутрь вошла группа незнакомых гришей. Сначала я не обратила на них особого внимания. Гриши, служившие у Дарклинга, постоянно то появлялись в Малом дворце, то исчезали, иногда приходя, чтобы оправиться от ран, полученных на Северном или Южном фронте, иногда – чтобы отдохнуть от других заданий.

Затем Надя ахнула.

– О нет, – простонала Мария.

Я подняла взгляд, и мой желудок сжался, когда я узнала черноволосую девушку, которая была так заинтересована Малом в Крибирске.

– Кто она? – прошептала я, наблюдая, как красотка приветствует гришей и ее громкий смех эхом отражается от золотого купола.

– Зоя, – пробормотала Мария. – Она была на год старше нас в школе, и она отвратительна.

– Считает себя лучше остальных, – добавила Надя.

Я приподняла брови. Если грехом Зои было высокомерие, то не Марии с Надей ее судить. Девушки вздохнули.