Юрий Арис - Наставник

Камень открыл глаза — мутные, будто завешенные пеленой. Вслед за глазами открылась пасть. И немаленькая — она занимала половину туловища. Притупленные, но все же треугольные зубы впечатляли — особенно когда они сомкнулись в паре сантиметров от моей руки.

Я бы выругался, но это означало бы пару глотков чудесной заплесневелой воды. Поэтому я ограничился тем, что послал камню мысленное проклятье. Он, видимо, понял, что я настроен недружелюбно: из песка появились тонкие суставчатые лапки, и камень вперевалку пополз прочь.

Есть здесь хоть что-нибудь, что является тем, чем выглядит?!

Некоторое время я держался подальше от дна — ждал, пока сердце вернется к нормальному ритму. Я был бы и рад все оставшееся время оставаться повыше, но, увы, отсюда я не мог фотографировать. Надо быстрее закончить и убраться — от этого места у меня мурашки!

Я сделал пару кругов над отдаленной частью территории и наконец выбрал более-менее миролюбивую поляну. На ней росли водоросли, похожие на цветы: тонкий стебель венчала широкая плоская корона. Впрочем, не цветы меня интересовали в первую очередь.

На цветах сидели самые странные существа из всех, что я видел здесь. Телом они напоминали ящериц, вот только голова была размером с половину тела. Из-за грушевидной формы черепа их можно было бы назвать щекастыми… если бы у них была пасть! Но пасти я не видел. На верхней половине головы мерцали черные глазки, похожие на капельки; они придавали существам печальный вид.

Тела у них были мягкие и беззащитные — если не учитывать крупные, несимметрично растущие иглы. На этих иглах существа и передвигались: иногда шли, как на ножках, и иногда просто крутились вокруг своей оси. При этом они издавали приглушенные звуки, похожие на свист дельфинов.

Я не сразу понял, что они просто играют. Странно было видеть игру в этом месте… может, не все тут хищники?

Я сделал несколько кадров, но все равно остался. Мне нравилось смотреть, как штуковины перекатываются с цветка на цветок. Это были именно штуковины — не твари и не уродцы, как я условно именовал всех остальных. Игольчатая мелочь — каждое существо было не больше моей ладони — казалась совсем беззащитной и безвредной.

Мне следовало догадаться, что никакой мир не может состоять только из хищников. Кто-то должен стоять внизу пищевой цепи — кто-то кроме водорослей! Так что эти штуковины — не более чем закуска. Жаль, они забавные.

Я собрался уплывать, когда писк стал более резким и тревожным. Обернувшись, я увидел, что штуковины сбились в кучу на цветах, а по дну к ним приближаются два крупных — может, с меня размером, — хищника. Они напоминали пресноводных раков, только с более плоскими телами, покрытыми гибкими пластинами брони.

В принципе, штуковины были достаточно высоко, даже слишком высоко… Но ракоподобные быстро продемонстрировали, что для них это не помеха — массивными клешнями они могли срезать цветков по пять за раз.

Свалившиеся вниз штуковины пытались укатиться, но хищники, хоть и медлительные в целом, ловко орудовали клешнями. Раздался писк, отчаянный, резко оборвавшийся. Иглы не помогали, мелкие существа были разрублены на куски. Покончив с одной штуковиной, хищники не отступали, а ловили новую, собирая перед собой гору искромсанных трупиков.

Сначала я не собирался вмешиваться. Судя по уверенным движениям этих раков-переростков, они привыкли к такой охоте, то есть, ничего необычного не происходило. А если так, то чего я буду встревать? Я уже вмешался в местную жизнь, когда покалечил моллюска — и к чему это привело?

Но мне было жаль штуковин, особенно одну из них — черную, которая умела сворачиваться колесиком. Это была не симпатия, а именно жалость к существу, которое природа создала слишком уж неуклюжим для жизни. Так что когда черненькая попала в клешни, я отреагировал.

Убить раков было до смешного просто: два быстрых удара шипом между выпученных глазок, и хищников не стало. Но к тому моменту из всей стайки в живых осталась только одна штуковина… ну и ладно. Я что, приехал виды сохранять?

Я разжал клешню и выпустил существо, но оно не спешило убегать. Грустные глазки смотрели на меня неподвижно и даже жалобно. Не на того нарвался! Я прекрасно знал, что никаких эмоций в этих глазах нет, их создают особенность формы и мое воображение. Так что уплыл я без сожалений, намереваясь больше никогда не вспоминать о штуковине. Все, мой лимит добрых дел на сегодня исчерпан!

Мне больше нечего было здесь делать. Фильтр опять забился, мне хотелось очистить чешую от слизи, да и голод начал напоминать о себе. Так что я покинул зараженную территорию, и снова поплыл на большой скорости, потому что хотел стряхнуть с себя как можно больше плесени.

Однако то, что я почувствовал, приближаясь к кораблю, заставило меня остановиться. Это не было угрозой и вообще не представляло опасности, но злость уже начинала закипать во мне.

Оскар спустился в воду. Он плавал метрах в пятнадцати от корабля — просто плавал, без какой-либо цели. Но ведь я приказал ему оставаться возле людей, когда меня нет рядом! Меня взбесило не то, что он нарушил мой приказ — я не из тех, кто самоутверждается за счет навязывания своего мнения. Но этот придурок оставил двух смотрительниц без охраны! Вот что вывело меня из себя.

Я налетел на него прежде, чем он успел почувствовать мое появление, ударил ногами так, чтобы откинуть на глубину. Конечно, я рисковал при этом разбить камеру… ну и пусть! Люди переживут такую потерю.

Оскар был настолько удивлен, что несколько секунд не мог даже двигаться. Я же не собирался раскаиваться в своих действиях, я продолжал нападать — не для того, чтобы ранить его, а просто чтобы прижать ко дну. Зверь первой серии, к моему немалому удивлению, почти не сопротивлялся, я почувствовал нарастающее в нем чувство вины. Он все ждал, пока я заговорю, но я не спешил.

Лишь когда Оскар лежал на дне, а мой хвостовой шип вплотную прижимался к его горлу, я сказал:

— Ты ведь знаешь, что не должен был покидать их.

— Не был близко опасности! — он отвечал осторожно, зная, что я без труда пробью его броню. — Мне надо было… разминка…

— Ты должен был дождаться меня! Ты понятия не имеешь, что водится в этих водах. То, что ты не чувствуешь хищников, не значит, что их нет.

— Я… извини…

— Только на первый раз. Оскар, мне не доставляет это удовольствия, но ты должен подчиняться мне. Иначе ты становишься угрозой, а угрозы надо устранять.

Он выслушивал мои слова спокойно, даже пристыжено, полностью принимая свою вину. Впрочем, если бы я попытался пригрозить, что причиню вред Юлии, он бы тут же воспользовался своим преимуществом в силе и разорвал меня на куски… ну, или хотя бы попытался. С Оскаром надо было внимательно следить за своими словами, чтобы не нарваться. И почему мне не могли дать в помощники Алтая?