Роман Злотников - Нечистая кровь

— Все они, разумеется, в подметки тебе не годятся. Ты же у нас военный гений, — ядовито сказал Яннем, и Брайс нетерпеливо мотнул головой.

— Я был бы рад, если бы это было не так. Может, я и возгордился слишком, не знаю. Со стороны тебе должно быть видней. Но я точно знаю, что мы не сможем воевать и на западе, и на юге одновременно. Каких бы еще генералов ты ни назначил, нам попросту не хватит людей. Я не просто так просил о подкреплении на западе, а это значит ослабить южный предел. Мы не сможем воевать сразу и с орками, и с Карлитом. И поскольку союз возможен только с одним из них, то…

— Нет. Брайс, нет, даже не думай об этом. Я не стану лизать Карлиту зад. Если ты против, то нацепи корону сам и тогда делай что хочешь. Но сперва тебе придется отрубить мне голову, чтобы снять с нее этот треклятый венец. Иным путем ты его не получишь.

От этих слов дыхнуло открытой враждебностью. Брайс ощутил, как гнев, который он сдерживал с таким трудом, все-таки неудержимо вскипает и берет верх. Может, дело было в отблесках Тьмы, что еще клубились у него внутри. А может, Брайс просто устал от этой постоянной, ничем не оправданной подозрительности со стороны старшего брата. Он ведь ничего не сделал, чтобы вызвать такую враждебность, ничего. Наоборот, сейчас он протягивал Яннему руку, предлагал все, что мог, советовал то, что считал единственно правильным. Хотя и Тьма, и собственное честолюбие взывали к совсем иному: да, кричали они, прими вызов Императора людей, выйди против него в бою — и тогда покажи, на что ты в действительности способен! О, это была бы такая битва, которая затмила бы все, что он делал прежде. Бойня у озера Мортаг и ущелья Смиграт показалось бы увеселительной прогулкой рядом с тем, что он мог еще устроить. Его уши опять заполнились нечеловеческими криками, и Брайс услышал надломанный, проникающий в самое нутро зов Серебряного Листа, томящегося в плену Тьмы: возьми меня, воздень меня, покори мною мир…

Брайс с усилием заморгал и вдруг понял, что Яннем уже несколько раз позвал его по имени. Голос короля звучал резко и раздраженно.

— Ты меня слушаешь вообще или нет? Хотя говорить все равно больше не о чем. Аудиенция окончена. Ты немедленно отправишься на линию Ротамира в южный предел и начнешь разворачивать оборону. Как только закончишь приготовления, я отправлю Карлиту ноту с объявлением войны. Кстати, надеюсь, тебя немногие успели увидеть в столице? Будет лучше сказать народу, что ты отправился в Ротамир прямо со Скорбного Перевала. Ни к чему порождать лишние разговоры.

— Это все, что тебя по-настоящему волнует, — проговорил Брайс. — Разговоры. Слухи. Что о тебе скажут. Что о тебе подумают. Ты вечно отирался рядом с Клайдом, хотя презирал его, но тебе ведь было так важно, что о тебе думают и он, и Рейнар, и отец. Ты всегда чутко держал нос по ветру, верно, Ян? Умел ловить момент. Так какого же демона ты сейчас лезешь прямо волку в пасть и туда же утягиваешь страну, за которую отвечаешь? Только чтобы показать всем, какой ты сильный и храбрый? Но разве это храбрость, когда ты боишься собственного брата? Ты же меня боишься? Затем тебе нужна эта война? Чтобы я в ней сгинул?

— Молчать!

В этом коротком, бешеном крике было столько всего. Ненависть. Непримиримость. Отчаяние. И страх. Страх того, что черта пересечена, мост пройден. И обрушен. Их не связывало друг с другом больше ничего, кроме обоюдного неприятия — и понимания, что каждый из них носит в себе погибель для другого. Теперь это только вопрос времени.

Только вопрос времени.

— Хорошо, — сказал Брайс очень тихо. — Я сделаю это. Выполню приказ моего сюзерена. Ваше величество желает войны там, где могли бы получить мир и союзника — что ж, извольте. Вы желаете получить врага там, где могли иметь… друга…

Он замолчал, не договорив. «Друг», — неверное слово, и они оба это понимали. И для обоих это было слишком тяжко, чтобы облечь в слова.

— Хорошо, — повторил Брайс. — Я отправляюсь. И да помогут Светлые боги нам обоим… сир.

Брайс действительно собирался покинуть столицу немедленно, в тот же день — слишком тошно и душно стало ему в дворцовых стенах. Но время стояло уже позднее, и он решил, что разумнее дождаться утра. Брайс не доверял самому себе и не знал, что может произойти, когда он пустится в путь во мраке, окутываемый со всех сторон темнотой. Но и в королевском замке остаться не захотел, поэтому сделал то, что и много раз прежде: спустился в город и снял комнату в таверне. Впрочем, не в «Двух хвостах» на этот раз — теперь, после недавних подвигов, а особенно после казни Иссилдора и остальных заговорщиков, Брайса слишком легко могли узнать.

Он поехал в трущобы, держа лицо низко опущенным под накинутым на голову капюшоном. Спешился у ворот паршивого постоялого двора и хотел уже войти внутрь, но не успел. Кто-то тронул его сзади за плечо — аккуратным, настороженным движением, точно Брайс был зверем в клетке, озлобленным и готовым в любой миг укусить погладившую его руку.

И Брайс едва не сделал это. Крутанулся на месте, жестко перехватывая тронувшую его руку за запястье. Услышал слабый женский вскрик и лишь в последнее мгновение успел ослабить хватку.

— Проклятье!, — выдохнул он. — Ты с ума сошла? Я мог сломать тебе руку!

— Мог. Ты знаешь, я люблю, когда ты бываешь грубым, — ответил ему низкий женский голос, рассыпавшийся затем грудным, завораживающим смехом. Словно такая перспектива казалась ей отнюдь не пугающей. Скорее, возбуждающей.

Брайс взял ее за плечи, заставив смотреть в лицо. На ней тоже был плащ с капюшоном, и, судя по отсутствию на нем дорожной грязи, она приехала сюда верхом, как и Брайс. Странно, что он не слышал, как она следовала за ним.

— Ты следила за мной? От дворца? Как ты узнала, что я в столице?

— Об этом знаю не только я, — ответила женщина в капюшоне и мягко положила ладони на его напряженную грудь.

Брайс ослабил хватку на ее плечах, но не выпустил их. Внутри у него начал разгораться голод — как и всякий раз, когда она оказывалась к нему так близко. И совершенно неважно, что ни место, ни время не подходили для утоления таких порывов.

Она уловила его желание, как всегда, и прильнула к его груди так, что Брайс ощутил ее твердые соски, выпирающие под платьем. Корсета она не носила.

— Ты только что вернулся и уже опять уезжаешь, — прошептала женщина, потираясь об него всем телом как кошка. — И даже не подумал меня навестить. С самой осени ко мне не заглядывал. Ты совсем меня не любишь.

— Я никогда и не говорил, будто люблю, — возразил Брайс, но его руки уже проникли под ее меховую накидку, жарко провели по спине, поглаживая лопатки.

В ответ на его отнюдь не любезное, слишком торопливое заявление прижавшаяся к нему женщина презрительно рассмеялась, откинув голову и показав два ряда маленьких острых зубов. У нее были зубы лисицы, взгляд лисицы, грация лисицы. То, как она дразнила Брайса, то, как преследовала, как облизывала губы розовым язычком — все это выдавало повадки хищницы. И Брайса сводило с ума то, сколь откровенно она демонстрировала эти повадки, вовсе не пытаясь разыгрывать скромность и целомудренность. Хищница, предельно откровенная в своих притязаниях. Брайс никогда не встречал никого похожего на нее.