Виктория Шваб - Эта свирепая песня

Генри набрал полный шприц морфия и вогнал иглу Филлипсу в здоровую руку. Поток ругани прекратился, голова Филлипса упала набок. Боль и напряжение доконали его.

– Это нельзя так оставить, Генри, – сказал Лео (на его подбородке запеклась кровь Филлипса). – Хватит с нас оскорблений. Пора…

– Не сейчас! – рявкнул Генри, доставая свежую пару хирургических перчаток.

Август посмотрел на беднягу Филлипса, на блестящую красную лужу, растекающуюся по металлической поверхности, и ему стало дурно. Под ярким светом ламп Филлипс выглядел таким юным! Люди вообще слишком слабые для этой войны, а сунаи совсем мало, и они не могут справиться с противником самостоятельно. Даже если трое и способны биться с тысячной армией, малхаи и корсаи вовсе не дураки, чтобы составить им компанию. Они предпочитают съедать свою добычу, а потом отсиживаться темноте.

Так все и происходит. И только сунаи охотятся на грешников, дабы унять поток насилия, и убивают монстров, нападающих на людей, – а те неизменно винят во всем сунаи.

Круговорот визга и страданий, которому не будет конца.

Август взглянул украдкой на отметины от когтей или зубов. Грубые. Зверские. Работа монстра. Запах корсаи – зловоние, едкий дым и смерть, всегда смерть – все еще ощущался на изодранной плоти, и Августа замутило. Лео прав. У него, Августа, нет ничего общего с тварью, которая изувечила Филлипса.

То исчадие ада и Август являлись полными противоположностями.

– Ты свободен, Август, – произнес Генри.

Август внезапно осознал, что все еще прижимает обмякшее тело Филлипса к столу.

Он выпустил Филлипса и пошел мыть руки. Генри продолжил трудиться над раной.

Красно-бурая вода стекала в раковину. Август отвернулся, тщетно пытаясь найти, на чем бы сосредоточиться, но кровь была повсюду – на стене, на кухонном столе, на полу: след начинался от дверей стального лифта с цифрой 19.

Кто-то из склонных к меланхолии членов ФТФ окрестил девятнадцатый этаж компаунда Флинна моргом. Хотя это был второй сверху этаж, располагающийся прямо под квартирой Флиннов, окна в помещении отсутствовали (их замуровали). Мебель была убрана ради создания стерильного пространства. Здесь же располагались два важных пункта: отдельная комната для допросов (остальные находились на подземных этажах) и кабинет неотложной медицинской помощи.

– Где он? – спросил Генри, изучая кости Филлипса.

Он имел в виду предателя. Человека, продавшего информацию Харкеру. Им оказался двоюродный брат кого-то из ФТФ. Он решил сбежать за Линию и попросить убежища в Северном городе. Но Харкер крыс не жаловал, так что его вышвырнули обратно. Наряд настиг изменника и сцапал, но он успел всадить три пули в командира.

Минута, проведенная с Лео, – и он сознался во всем.

А сейчас Лео стоял перед зеркалом и стирал кровь с лица. Он посмотрел на свой шрам, пересекающий бровь, и отвел взгляд. Наверное, ему было неприятно смотреть на рубец, так же как и Августу – видеть кровь.

– В первой камере, – глухо ответил Харрис. Вся его ребячливость куда-то испарилась.

– Он виновен, – отчеканил Лео.

Каждый знал, что это означает.

Красная душа. Жатва.

– Ладно, – Генри кивнул жене. – Зови Ильзу.

Предатель выглядел паршиво.

Нос у него был сломан, руки связаны за спиной. Он лежал на боку и хрипло дышал. Август старался понять, что делает людей такими… ломкими. Не в физическом смысле – тела всегда хрупки и в принципе слабы. Что случается с сердцем и душой? Что заставляет их прыгать в бездонную пропасть?

Август ощутил дуновение воздуха – и мгновение спустя теплая, мягкая ладонь Ильзы нашла его руку.

Он чуть-чуть отодвинулся – и сестра посмотрела в плексигласовый глазок в двери.

– Ты чувствуешь? – печально спросила она. – Его душа ужасно тяжелая… Как только пол выдерживает?

И она вошла в камеру, бесшумно ступая босыми ногами. Август закрыл за ней дверь.

Нечасто доводится увидеть, как другой сунаи пожинает чью-то жизнь. А Ильзе было свойственно вносить красоту во все. Даже в смерть.

Рядом с Августом возник Лео.

– Зря Генри не выпускает ее наружу.

Август нахмурился.

– Кого? Ильзу?

Лео кивнул.

– Наша сестра – ангел смерти. Ты понимаешь, на что она способна, Август?

– Представляю, – сухо ответил Август.

– Нет, братец, – проговорил Лео.

В камере Ильза уже опустилась на колени рядом с предателем.

– Генри держит тебя в неведении, но я считаю, ты имеешь право знать, какова она и каким, возможно, способен стать ты, если дашь себе волю.

– Ты о чем, Лео?

– У нашей сестры – две стороны, – вымолвил Лео. – И они не встречаются, а идут параллельно.

Странно! Лео обычно никогда не говорил загадками.

– Что?…

– Ты знаешь, сколько у нее звезд?

Август покачал головой.

Лео растопырил пальцы.

– Две тысячи сто шестьдесят две.

Август начал было считать, но остановился. Ильза в последний раз срывалась шесть лет назад. Именно тогда война за территорию прекратилась.

Лео пристально посмотрел на брата и описал в воздухе круг указательным пальцем.

– Как, по-твоему, братец, кто сотворил Пустырь?

За дверью сбивчивым шепотом каялся предатель. Ильза заключила его лицо в ладони и уложила на бетонный пол. Сама легла рядом на бок и принялась гладить мужчину по волосам.

Где-то в городе есть место, где ничего не растет.

– Это невозможно, – прошептал Август. Когда он последний раз сорвался во тьму, он уничтожил кучу народа.

Но чтобы Ильза сровняла с землей целый квартал? Неужто Ильза оставила шрам на теле города?

Неудивительно, что Генри не желает нарушения договора. А бойцы ФТФ думают, что Флинн использовал бомбу!

В принципе, они не ошиблись.

Перед внутренним взором Августа возник участок выжженной земли. Ильза… намеревалась ли сестра сотворить такое? Конечно, нет – Август тоже не желал причинить вред другому, но во тьме теряется все.

Когда сунаи «затемняется», жизнь обрывается. Тогда нет ни правил, ни границ.

Отступники и невинные, монстры и люди – погибают все.

«Выбраковка» – так это называл Лео.

Сколько умерло в тот день на площади? Сколько невинных душ затерялось среди грешников?

И если хаос повторится снова?

Нет! Должно существовать иное решение.

– Ее заточение – часть договора, – продолжал Лео. – Но память коротка, и, похоже, северянам пора кое-что напомнить.

От его тона у Августа по спине поползли мурашки.

– Лео, она – не орудие.

Брат посмотрел на брата своими черными непроницаемыми глазами.

– Мы все орудия, Август.

В камере Ильза начала напевать. Ее голосок едва доносился до Августа, но от приглушенной песни сестры у него завибрировали кости. В отличие от Августа, полагающегося на скрипку, или Лео, способного извлечь музыку почти из чего угодно, единственным инструментом Ильзы был ее голос.