Виктория Шваб - Эта свирепая песня

Август смотрел сквозь глазок, и притупленный голод перекатывался в его нутре, а красный свет прорывал кожу человека и струей вливался в Ильзу. Август совсем недавно питался, и все равно она ныла – его непрестанная нужда, пустота, которая, как боялся Август, исчезнет только вместе с ним.

Тонкие струйки дыма клубились над пустыми глазами предателя. Наружу вытекали последние капли жизни.

Теперь в камере лежал труп.

– Позже ты поймешь, – спокойно вымолвил Лео. – Истинный глас нашей сестры прекрасен и ужасен.

За плексигласом и сталью Ильза погладила мертвого по голове жестом матери, убаюкивающей ребенка.

Августа затошнило, и он поплелся обратно в медицинское крыло.

Харрис застыл возле стола, а Генри все еще трудился над плечом Филлипса.

Сам Филлипс казался полумертвым.

Август ощутил невыносимую усталость.

Он едва не спросил, правда ли это – про Ильзу, хотя он уже знал ответ.

– Надо что-то делать, – пробормотал он.

Измученный Генри на миг отвлекся.

– Август, хоть ты не начинай.

– Отец, – произнес Август, – нужно предотвратить очередную войну.

Генри потер глаза тыльной стороной ладони и промолчал. Харрис ничего не сказал.

Да и Лео помалкивал – оказывается, брат уже стоял в дверном проеме.

– Папа…

– Август, послушай, – Эмили положила руку ему на плечо, и Август понял, что его бьет озноб.

– Уже поздно, – сказала Эмили вполголоса и вытерла кровь с его щеки. – Выспись. Тебе надо хорошенько отдохнуть, Август. Тебе завтра в школу.

Странный звук продрался через его горло.

Августу хотелось рассмеяться от абсурдности этой жизни с ее нескончаемым фарсом. Ему хотелось взять скрипку и играть, пока голод не уйдет и он не перестанет чувствовать себя монстром. Он чуть было не заорал про это вслух, но потом подумал про сестру, испепеляющую город, и прикусил язык. Во рту появился соленый привкус крови.

– Ступай, – Эмили мягко подтолкнула его к лифту.

И Август пошел по красным отметинам, словно по дорожке из крошек.

– Бурная ночка? – спросила Кейт, поднимаясь по трибуне.

Фредди сидел, склонившись над книгой, но она видела синяки у него под глазами и напряженно сжатую челюсть.

Он не поднял головы.

– Что, так заметно?

Кейт бросила сумку.

– Ты плохо выглядишь.

– Спасибо на добром слове, – сухо произнес Фредди и пригладил влажные волосы.

Он уставился в книгу, но страниц не переворачивал.

Вопросы роились у него в мозгу, и каждый норовил вырваться на поверхность, но присутствие Кейт почему-то удерживало их.

Кейт начала барабанить пальцами по скамейке, но, вспомнив замечание доктора Ландри, заставила себя остановиться. Она намеревалась завести разговор о скрипке, но сегодня Фредди не взял в школу инструмент. Кейт захотела посмотреть, что он читает – или притворяется, будто читает, но шрифт оказался слишком мелким, и она ничего не разобрала. В итоге Кейт сдалась и попыталась восстановить вчерашнее ощущение, их общую уютную тишину. Но ей не сиделось на месте. В раздражении она достала наушники и уже собралась нацепить их, когда Фредди заговорил.

– Что ты сделала? – произнес он, переворачивая страницу.

Кейт напряглась и обрадовалась, что он этого не видит.

– Ты о чем?

Фредди в конце концов отложил книгу. Платон. Какой подросток будет корпеть над древней философией?

И что у него за развлечения?

– Тебя опять выставили с урока физкультуры?

– Нет! – Кейт положила руку на живот. – Желудок что-то ноет.

В его серых глазах промелькнул лукавый огонек.

– Правда?

– Угу. Надеюсь, я не заболела, – ухмыльнулась Кейт, устраиваясь на скамейке поудобнее. – Но ты же в курсе того, что они твердят.

– А что они говорят?

– Свежий воздух – лучшее лекарство! – процитировала Кейт.

Назвать выражение его лица добродушным было бы чрезмерным преувеличением, но оно было по крайней мере спокойным. Кейт заправила волосы за ухо и почувствовала, как его взгляд метнулся к шраму. Фредди заметил его и раньше, но спросить о нем осмелился впервые.

– Что это было?

«Слабость притягивает нож», – подумала Кейт, но спустя долю секунды с ее губ сорвался иной ответ:

– Авария.

Фредди не стал автоматически просить у нее прощения, как будто это была его вина. (Кейт ненавидела, когда люди поступали подобным образом.) Он лишь кивнул и провел пальцем по черным полоскам у себя на запястье.

– Наверное, у каждого свои отметины.

Кейт протянула руку, коснулась ближайшей черточки и почувствовала, как Фредди напрягся от ее прикосновения.

– Сколько дней трезвости?

Фредди мягко отстранился.

– Достаточно, – буркнул он и одернул манжеты.

Кейт была заинтригована.

Кто ты?

Что ты скрываешь?

Почему ты это скрываешь?

Вопросы пытались вырваться наружу, и Кейт уже было открыла рот, когда Фредди заговорил:

– Сказать тебе один секрет?

Кейт выпрямилась.

– Да, – выпалила она.

Фредди, похоже, не заметил ее волнения, хотя он и смотрел на нее в упор.

Во взгляде его было нечто тяжелое: Кейт почувствовала, как он давит на нее.

– Ну?… – подтолкнула его она.

Фредди подался вперед.

– Я никогда не видел лес вблизи.

А потом, прежде чем Кейт успела вымолвить хоть слово, он потащил ее вниз по ступенькам трибуны – прямо к деревьям.

– Они пахнут, как свечи, – прошептал Фредди, подкидывая ногой опавшие листья.

– Уверена, что все наоборот, – возразила Кейт. – Кем надо быть, чтобы никогда не видеть деревья?

Фредди поднял пурпурный лист, покрутил в пальцах.

– Тем, кто живет в красной зоне, – произнес он, отпустив лист, – с чересчур нервными родителями.

Когда он упомянул о семье, пульс Кейт участился, но она постаралась, чтобы голос ее не выдал.

– А какие они – твои предки?

Фредди лишь пожал плечами.

– Они хорошие люди и хотят добра своим детям.

«Как их зовут?» – едва не ляпнула Кейт.

– Чем они занимаются?

– Папа – хирург, – ответил Фредди, наступив на валяющийся сук. – Мама выросла в Фортуне. Она была не на той стороне границы, когда та закрылась.

– Какой ужас! – искренне вырвалось у Кейт.

То, что жители Истины оказались заперты внутри, могло напугать каждого, но сама Кейт часто забывала об иностранцах. Не то место, не то время, жизнь, уничтоженная невезением…

– Она это скрывает, но я знаю, как она страдает, – задумчиво пробормотал Фредди.

Мысли Кейт вновь вернулись к железной подвеске и черным гроссбухам.

«Где ты взял свой медальон?»

Она сглотнула.

– Ты единственный ребенок?

– А ты следователь? – парировал Фредди, но потом смягчился. – Я – младший. А ты?