Пол Андерсон - Антология мировой фантастики. Том 4. С бластером против всех

— Пришельцы… — прошептал он, — пришельцы… они допрашивали меня… пытали… избивали меня… я вырвался…

— Бедный мальчик, за что они вас так? — запричитала женщина. — Грубые дикари! Скорее поднимайтесь. Спрятаться можно в подвале.

Схватив Майкла за рукав форменной рубашки, старушка, как могла, принялась тащить его вверх, потом подтолкнула к двери. Исполненный благодарности, Вайерман ввалился внутрь.

Миссис Леммон поджала пухлые губки. Потом медленно и осторожно, не позволяя охватившему ее восторгу проявиться внешне, нагнулась и подняла с пола соусник с молоком. Вспомнив о скрывшейся в испуге кошке, она начала звать.

— Кис, кис, кис, киска, вот молочко, вот…

Потом глубоко и облегченно вздохнула — как, по ее мнению, и полагалось вздыхать в таких случаях — кошка появилась из-за картонной коробки, за которой отсиживалась, и, подняв трубой хвост, на стройных лапках подбежала к хозяйке. На смену начальному испугу к пожилой леди пришло светлое и радостное возбуждение. Именно такие истории случались с героинями предпочитаемых ею любовных романов.

По правде говоря, героини ее романов в подавляющем большинстве своем предоставляли убежище симпатичным офицерикам из пришельцев, преследуемым злобными агентами Центавра, с небольшими приемлемыми вариациями; противоположное же не встречалось никогда. Миссис Леммон помнила об этом. Но ее истосковавшаяся по романтике душа готова была броситься навстречу любой возможности, хоть чуть-чуть приближающейся к каноническим формам, и самое первое, что она поняла, — если упустить сейчас эту возможность, то другая уже может никогда не представиться ей — сообразив это, она была согласна почти на любую перестановку героев. Выдав этого мальчика властям, она, бесспорно, могла ненадолго прославиться. Но, взяв его под свою защиту, она растягивала удовольствие на гораздо большее время — по сути дела, речь шла о конспирации, тайном уходе и прочих приятных вещах в течение многих дней, а возможно, недель. О том же, какой могла оказаться расплата за эти недели безвозмездного самопожертвования, она, конечно, сейчас не думала, чтобы не портить момент.

Миссис Леммон все еще сидела на стульчике над лакающей молоко кошкой, поглаживая бедняжке спинку, когда во дворик с ружьем наперевес ворвался солдат-пришелец.

Этот солдат входил в подразделение военной полиции быстрого реагирования, частично снятого по тревоге с охраны одного из стратегических объектов города, и сейчас выполнял спешно разработанный план прочесывания близлежащих к штабу кварталов. Пришелец уже несколько лет не участвовал в боевых операциях, но его батальон был сформирован из проверенных и бывалых ветеранов, особо устойчивых морально и мало общающихся с местным населением. Солдат имел вид самый что ни на есть решительный и угрожающий и хорошо знал суть своей работы — с минимальным риском для собственной жизни вспугнуть беглеца и выманить его на открытое место. Одним прыжком оказавшись в центре дворика, он опустился на колено, вскинул винтовку и сквозь прорезь прицела осмотрелся по сторонам, готовый всадить пулю в любое живое существо.

Кошка подпрыгнула на месте и мгновенно куда-то умчалась. Даже не думая о том, что может навлечь на себя огонь, миссис Леммон с трудом выпрямила спину и поднялась на ноги. Только отличная, отточенная за многие годы боевой службы реакция солдата-пришельца спасла ей жизнь. В аналогичной ситуации Майкл наверняка придавил бы спусковую кнопку и убил бы старушку на месте.

Вздрогнув, солдат еще раз окинул взглядом дворик. Будь он не опытным старым бойцом, а новичком первого или второго года службы или окажись у него хотя бы малейшие подозрения в том, что беглец мог скрыться в этом направлении, он наверняка зашел бы в магазинчик и обыскал его. Но сейчас он не стал этого делать.

— Я чуть не убил вас, слышите! — хрипло выкрикнул он, с облегчением выбежал из дворика и скрылся где-то на улице.

Прищурив слезящиеся глаза, миссис Леммон долго смотрела пришельцу вслед. Теперь ей казалось, что она подозревала это всегда, — о да! конечно, она это знала — эти пришельцы слишком хороши, чтобы оказаться такими на поверку.

Внутри магазинчика были жилые комнаты, была там и крохотная ванная — грязноватое, в потеках ржавчины, с кислым запахом местечко, прямо у лестницы, спускающейся в заставленный всякой чайной всячиной подвал. Прижавшись животом к раковине и с шипением втягивая воздух сквозь стиснутые зубы, Майкл частично смыл, частично содрал с щек и лба липкую засохшую корку крови. После того как кровавые полосы исчезли, на лбу его во всей красе проступила широкая ссадина, почти разрез, на который, по правилам, нужно было обязательно наложить несколько швов. Под глазами у него, там, где из лопнувших в момент удара капилляров под кожу пролилась и свернулась кровь, набрякли здоровенные черные мешки. Осколки костей разбитого носа, казалось, втыкались прямо в лобные доли мозга.

Некоторое время он рассматривал себя в мутноватое зеркало, испуганно и завороженно наблюдая за тем, как свежая кровь течет по лбу узкими маслянистыми дорожками из длинного пореза, между отвернутыми краями которого виднелась бело-розовая кость черепа. Господи боже мой, что я сделал с собой? Как я до такого дошел?

Ему было здорово больно, но он был рад боли, он приветствовал ее. Очутившись наконец в относительно безопасном месте, он тотчас же перестал заботиться о том, поймают его вообще или нет. Будь в этом мире хоть немного справедливости, ничего такого с ним не случилось бы, подумал Майкл. Пожилой незнакомой женщине не пришлось бы пускать окровавленного беглеца к себе в дом, гаражному капралу не пришлось бы идти на всевозможные унижения, чтобы снабдить врага нации транспортом, и, что самое важное, молодой пришелец-часовой был бы сейчас жив.

Что за невероятные законы правят Вселенной, где человек доброй воли и возвышенных устремлений становится убийцей с лицом не лучше, чем у самой Смерти? Кто и где решил, что побег Майкла будет стоить другому живому существу жизни?

Он заслуживал наказания, он был убежден в этом, и только невыносимая боль могла быть принята как достойная его злодеяний кара. Он ступил в коридор штаба, подобно хищнику, оставившему свое логово ради охоты, и, глядя сейчас в свете всего случившегося назад, Майкл представлялся себе самому настолько мелким и эгоистичным, что выразить эти переживания обычными словами он просто не мог.

Где тот мир, в котором можно было бы оправдать нападение на разумное существо и его убийство путем внезапного жестокого удара, сопровождаемого звуком ломающихся хрящей, который будет преследовать его теперь всю жизнь? Этот звук и сейчас отдается эхом в его ушах — он слышит этот хруст, словно молодой пришелец опять и опять в муках и хрипах гибнет подле него. Нет закона и права, по которому людей можно заставлять производить такие уродливые и отвратительные звуки. Он голыми руками лишил этого человека всех достоинств живого существа, лишил судьбы. И для чего? Для того только, чтобы он, Майкл Вайерман, мог еще немного порезвиться на свободе. И кто же такой этот Майкл Вайерман, чтобы за час его свободы была определена такая цена? Что за печать проклятия лежит на нем?