Сурен Цормудян - Край земли. Затерянный рай

По трапу спустился Андрей.

– Жар, передай на мостик! Полный вперед и носом перпендикулярно волне!

– Я уже сказал, – кивнул Жаров. – Вам пора подниматься наверх.

Мичман отрицательно мотнул головой.

– Мы остаемся.

– С ума сошел?! А если…

– Жар! Нам нужны оба двигателя! Нам нужна максимальная мощность, или нас размажет по всей Камчатке! Мы остаемся и продолжаем работать! Предупреди нас, когда волна будет в полумиле от корабля, чтоб мы тут ухватились за что-нибудь и кости себе не переломали.

– Хорошо, Палыч.

– И это… Жар… Не поминайте лихом, ежели что.

– Ладно, – кивнул Андрей, – удачи вам.

– Да у нас теперь одна удача на всех, это же очевидно, ядрена вошь!..

– Оливия, ты не должна задерживаться из-за меня, – ворчал Антонио. – Уходи на вершину, я доберусь сам.

– Нет! – категорично ответила Собески. Она закинула его левую руку себе на плечи и помогала идти.

– Ну почему ты такая упрямая…

За спинами болтались тяжелые рюкзаки с пищей, водой, теплой одеждой на ночь и другой необходимой утварью. Благо, после землетрясения было решено всегда держать подобный запас наготове. Михаил называл это почему-то «тревожными чемоданчиками».

– Оливия, послушай, мы уже достаточно высоко. Не было в истории таких волн, которые могли бы достать на подобной высоте. Это только в ваших глупых и безобразно дорогих голливудских фильмах такое бывает.

– Бывало… Тони… – тяжело дыша, произнесла Оливия. – Нет больше никакого Голливуда… Очень давно нет… А кто… А кто-нибудь мог в это поверить? Что весь мир сотрет с лица земли…

– Дорогая, ты совсем выдохлась. Давай хотя бы отдохнем. – Квалья остановился.

Чувствовалось, что она упрямо желала идти дальше, но эту остановку восприняла с огромным облегчением. Она обхватила руками ближайшее дерево и прислонилась к нему. Ужасно хотелось сесть на землю, но с таким рюкзаком будет очень трудно встать.

– Почему так долго нет Миши…

– Оливия, не волнуйся. Он придет.

– А если… Что, если они стреляли в него?

– Мы бы услышали выстрелы. Поселок рядом. Никто в него не стрелял. Успокойся.

– А если с ножом…

– Господи, да прекрати ты уже! Почему ты так плохо думаешь о местных?

– Я не думаю плохо о местных, Тони. Я думаю, что нет зверя опаснее человека…

Квалья усмехнулся и взглянул на горящий факел, который все еще сжимал в правой руке. Как же он, наверное, глупо выглядит с этим факелом в ясный солнечный день. Хотя кто его увидит, кроме Оливии? Это ночью его было бы видно очень далеко. Точнее, горящий огонь…

Квалья вдруг резко обернулся и уставился на противоположный берег внезапно обмелевшей Авачинской бухты.

– Факелы… – произнес он, глядя на далекие руины Петропавловска-Камчатского.

Собески подняла взгляд на Антонио.

– Что?

– Оливия, те странные огни, что мы наблюдали ночью, помнишь? Это были факелы. В Петропавловске-Камчатском кто-то есть.

– Приморский квартет давно уже отправлял туда экспедицию, Тони. Много лет назад. Это было, наверное, первое, что они сделали, дорвавшись до власти. Это абсолютно мертвый город. И они говорили, что там радиация.

– Похоже, теперь уже нет. И не забывай, что в Хиросиме тоже была какое-то время радиация. А потом город заново отстроили. Ваши пилоты сбросили на Хиросиму урановую бомбу. А в последней войне были бомбы термоядерные. От водородных бомб остается меньше радиации, хотя они в десятки и сотни раз мощнее. Там давно уже радиационный фон пришел в норму.

– Боже, Тони, я не могу сейчас забивать себе голову этим. Я хочу, чтобы Миша поскорее…

Оливия вдруг замолчала.

Квалья взглянул на нее. Собески продолжала стоять лицом к вершине сопки, но теперь она стояла раскрыв рот, и в глазах ее читался сильнейший испуг.

– Оля?

– Тише, Тони, не делай резких движений… Он здесь… – прошептала Собески.

– Кто? – Квалья обернулся и тут же замер, почувствовав, как похолодела его спина и резко выступил пот на лысой голове.

Шагах в тридцати выше по склону, из-за дерева на них смотрел огромный бурый медведь. Его размеры пугали не меньше, чем приближение неминуемой стихии. Медведь сжимал мощными челюстями крупную рыбу и внимательно смотрел на людей.

– Только не шевелись, Тони… – продолжала шептать Оливия. Она медленно потянула руку к большому рюкзаку за его спиной, на котором висел заряженный арбалет.

Квалья осторожно качнул перед собой факелом.

– Эй, медведь, знаешь, что это? – тихо спросил он. – Это то, чего ты должен бояться. Это огонь. Первоначало всего существующего – огонь. Помни об этом.

Зверь чуть запрокинул голову, разжав челюсти, и рыба тут же исчезла в его огромной пасти.

– Так… рыбу он уже съел… Оля, не хочешь побеседовать с ним о том, что нет зверя опаснее человека?.. – нервно пошутил Квалья.

Медведь облизнулся и, вытянув вперед морду, стал внюхиваться, да так, что от его сопения дрожала листва близ головы зверя.

Оливия уже держала в руках арбалет. Она подняла его и прицелилась в правый глаз медведя. Но зверь продолжал стоять неподвижно и нюхать незваных гостей на расстоянии, смешно шевеля носом. Хотя при его размерах даже нос выглядел угрожающе.

Над уже видимой отсюда вершиной сопки вдруг показался безраздельный хозяин камчатского неба, белоплечий орлан, и Оливия отчего-то вспомнила тот поход с отцом. Они прятались за деревом и наблюдали, как по долине безмятежно гуляет гризли. Артур Собески сжимал в руках ружье, готовый в любой момент пустить его в ход, чтобы защитить маленькую дочку. Но он не собирался стрелять без острой на то необходимости и наблюдал за грозным зверем с восхищением и уважением.

– …я не хочу в него стрелять. Но если он заметит нас, то может быть недоволен нашим присутствием и будет атаковать.

– Но почему? Мы же не сделали ему ничего плохого! – демонстрировала свою детскую наивность маленькая Оливия.

– Конечно. Но мы в его владениях. И он может неправильно нас понять. Такое даже с людьми бывает.

– Как жаль, что мы не знаем его языка, правда, папа? Столько бед случается в мире из-за простого непонимания…

Отец опустился на колено и обнял одной рукой дочь:

– Все так, милая. Все именно так, – грустно улыбнулся он…

Оливия поджала губы и мотнула головой.

– Пожалуйста, уходи, – тихо сказала она. – Просто уходи. Я не хочу в тебя стрелять.

– Как чудесно, – проговорил Квалья. – А давай ему салат из одуванчиков приготовим. Посидим, поболтаем. Обсудим с этим милашкой пару книг Умберто Эко? [41]

– Господи, Тони, замолчи. Я правда не хочу его убивать.

– Посмотри в его добрые глазки. Он это ценит. Только… Только почему он опять облизнулся-то, а?