Сурен Цормудян - Край земли. Затерянный рай

– Мы летели к вулкану Вилюй. Этот полет был разрешен администрацией Камчатского края.

– И? Вы фотографировали военную базу, завод, наводили ракету?

– Знаешь что, иди ты к черту, Жар. Идите вы все к черту…

– Ага. Ясно, – покачал головой Андрей. – Ну что ж, будет не лишним напомнить вам, что когда мы освобождали родные края от бандитов, то нам пришлось применять пытки. Наверное, нам не так нравилось пытать людей, как это нравилось делать твоей любимой Америке. Но мы не очень-то брезговали. Цель-то благая. Так вот к чему это я? Давно мы никого не пытали. Так и опыт подрастерять можно…

– Что ты вообще хочешь от нас? Я тебе говорю, что мы вулканологи, но ты нам все равно не веришь! Тебя не интересует правда! Тебя интересуют твои надуманные и бредовые обвинения! Хочешь выпендриться перед своей общиной, заставив нас признать себя черт знает кем? Хочешь прослыть великим разоблачителем враждебных шпионов и диверсантов?! От каких, интересно, проблем ты решил отвлечь население этим? От того, что десятки людей потеряли дома после цунами?! Ах, дорогие сограждане, вы недовольны? Ну, так вот вам сочная кость! Буржуйские шпионы и диверсанты!

– Вот сейчас ты говоришь точь-в-точь как драный агент влияния, завербованный Вашингтоном! – захохотал Жаров. – Давай, Миша, давай! Расчехляйся дальше! Покажи нутро свое! Только имей в виду. В нашем обществе так не бывает! К зиме каждый потерявший жилье получит новое! Потому что у нас так заведено. Если у кого-то нужда – ему помогают все. Не словами сочувствия и пустыми, но сладкими обещаниями. Делом. Общим делом. Но ты, конечно, можешь здесь биться в истерике о том, какие злодеи и тираны эти упыри из приморского квартета. Только кто тебя здесь услышит? Сочиняй свои небылицы и дальше!

– Это ты сочиняешь небылицы! Обвиняешь нас непонятно в чем!

– Непонятно? До сих пор непонятно?! Допустим, вы действительно вулканологи. Эдакие гуманисты мирной профессии. Это ничего не значит. Потому что она, – Жаров резко вытянул руку в сторону Оливии, – американка! А это кроет все остальное!

– Быть американкой – преступление? – подняла на него взгляд Собески.

Жаров хлопнул в ладони и склонился над ней:

– Ой, не знаю, милочка. Ты нам скажи. Но прежде поведай, быть русским – преступление? А быть сербом – преступление? Кого вы там еще бомбили? Черт, да проще перечислить, кого вы не бомбили и не истребляли. Вон Саня, он кореец. От вас и им досталось.

– Тогда корейцы воевали с корейцами. Ваша страна помогала одним корейцам, наша – другим. А потом, в Америке, как и в России, жило много корейцев. К чему ваши преувеличения и выдергивания из контекста?

– Преувеличения?!

– Да! Преувеличения! – воскликнула Оливия. – Любую страну можно объявить средоточием зла, если говорить исключительно только о ее ошибках, черных страницах и преступлениях! Любую, потому что ошибки, черные страницы и преступления были в истории любой страны! Ваша – не исключение! Но нельзя называть дерево вороной только потому, что на его ветвях сидят вороны!

– Именно так вы и поступали с нашей страной, – подал голос Цой. – Преувеличивали и выдергивали из контекста. Изображали какой-то жуткий Мордор [63].

– Я так не поступала! И я в этом не одинока! Мой дед бывал в Советской России! Он был моряком на транспортных кораблях, которые во время войны с нацистами возили вам все необходимое для этой борьбы! Он уже в пятнадцать лет пошел на эти корабли работать помощником такелажника! Он каждый раз рисковал, что его потопят нацистские подлодки или самолеты! Но каждый раз, возвращаясь из конвоя живым, он вновь записывался в экипаж! И дело не в том, что за это неплохо платили. Он знал, что делает важное для мира дело. Он никогда дурного слова не сказал о вас! Даже когда у вас был коммунистический режим и нас разделяла холодная война. Он говорил, что если бы вы взяли все лучшее от нас, а мы взяли бы все лучшее от Советов, то перед всем миром разверзлись бы необъятные просторы великого и прекрасного будущего! Да я вообще не помню среди своих знакомых таких людей, кто бы враждебно к вам относился! Конечно, когда на моей работе встал вопрос, кто поедет в Россию, на Камчатку, в командировку, многие отшучивались, дескать, это что, ссылка в Сибирь? Но это шутки, основанные на стереотипах. Такие шутки свойственны большим нациям. Разве вы не шутили про нас, про французов, про китайцев? И мы шутили! А что до очерняющей пропаганды… А как у вас с этим дела обстояли, если вы меня готовы убить только за то, что я американка?! Разве, исходя из этой вашей логики, я не должна считать вас такими же злодеями, как те банды, с которыми вы боролись, просто потому, что эти банды возникли здесь, среди вас?

– Гладко стелет. Не отнять, – покачал головой Женя Горин.

– А я с ней согласен, – произнес Вишневский.

Жаров зло посмотрел на друга, и Никита это заметил:

– Андрей, не гляди на меня так. Ты не забыл, что мы равны и голоса наши равновесны?

– Хочешь быть их адвокатом, да ради бога! – раздраженно взмахнул руками Андрей. – Только ссыт она нам в уши этой сладкой патокой!..

– Проклятье, – тихо вздохнул Антонио, опустив голову и прикрыв лицо ладонью.

– Ты чего? – спросила Оливия.

– Да я просто представил себе эту пикантную сцену.

– Вот ведь болван, – поморщилась Собески. – Даже сейчас не можешь быть серьезным?

– Это сильно нам поможет, дорогая? Прости, ничего не могу с собой поделать. Воображение неаполитанца очень точно воспроизводит образы.

– Замолчи сейчас же…

Евгений Горин взял за локти Жарова и Вишневского и отвел в сторону, чтобы их разговор никто не слышал. Следом отошел и Цой.

– Слушайте, парни, у нас же куча работы. Мы не можем тут торчать целый день.

Жаров кивнул:

– Согласен. Пора выносить приговор.

– Приговор? – изумленно выдавил Никита. – Черт возьми, Андрей, ты вообще о чем? Хорошо, она американка, а тот итальянец. Они врали нам, и Миша это покрывал. Только это было не более чем инстинктом самосохранения. Ты им высказал все, что думаешь по этому поводу. Что ты еще от них хочешь?

– Я не хочу, чтоб по нашей земле топтались враги!

– Знаешь что, Андрей, похоже, не зря старик Сапрыкин скрывал от тебя ту историю. И, похоже, зря он тебе ее рассказал! – разозлился Вишневский.

– Это еще к чему ты клонишь, а?

– Это я к тому, Андрей, что ты буквально свихнулся на почве того идиотского протокола. И теперь кому-то что-то хочешь доказать. Только кому и что? Нам, что твой отец не был предателем и ты им не являешься?! А я-то думал, что это в доказательствах не нуждается!

– Полегче, ты! – рявкнул Жаров, сжав кулаки.

– Да вы оба полегче, – встал между ними Горин. – Андрей, о каком приговоре ты толкуешь?