Игорь Минаков - Русская фантастика – 2018. Том 1 [сборник]

– Сегодня друг! – смеется он и сует мне в руку повод лошади. – Уходите на север. Не думал, что ты устроишь такую суматоху!

– Помоги из города выйти.

– Не серчай на меня, князь, я, как из Вежи выбрался… – Анджей многозначительно замолкает, а потом продолжает: – Дворец уже горел, я и решил, что всем конец. Если не сгорели, то задохнулись. А ты вон каков. И сам вылез, и панночку вызволил.

Не могу я понять без глаз, серьезен он или нет?

– Анна Иоанновна, держитесь этой улицы и попадете на нужную околицу.

Он помогает нам сесть на неоседланную лошадь, девушка спереди, я сзади.

– А я вернусь. Я ж главный на тушении пожара! Вот вам, возьмите.

Он снова смеется, а я слышу глухой звон монет в кошеле, который Анна прячет за пазуху.

Вот странный Анджей человек. Почему явился в последний момент? И собирался ли он нам помогать? Нашел ли казну Холмского? Не сказал, а наверняка нашел! Друг он или враг? Или и нашим, и вашим?

Анна толкает лошадь пятками, и мы едем навстречу неизвестности.

– Ой, студеная вода в ключе!

Несмотря на жару, Анна кутается в одеяло. Оно намокает, и девушка ложится рядом со мной. Прижимается обнаженной спиной, находит ступнями мою голень, греет ножки. Я послушно поворачиваюсь на бок, прижимаюсь, так, чтобы повторить каждый изгиб ее тела своим, зарываюсь носом в волосы. У Анны особый запах, ни у кого такого нет. А спросить «почему?» как-то неловко. Я прикасаюсь губами к крошечной выпуклости на затылке – у Анны там родинка. Ей щекотно, она хихикает и поворачивается ко мне лицом. Я наугад тыкаюсь языком – ухо, верхняя кромка очень плотная. Девушка снова хихикает и переворачивается на спину – согрелась. Она касается ресницами моей щеки, взмахивает раз, другой, я возбуждаюсь, дыхание прерывается. Я целую ее. У Анны еле заметный пушок над верхней губой, она вздрагивает, приоткрывает рот. Я немедленно припадаю ко рту губами. Она отвечает на поцелуй настолько долго, насколько хватает ее дыхания. Я соскальзываю к шее. Широкие движения языка – мне хочется выпить ее. Тонко бьется жилка на ключице. Маленькие груди торчат строго вперед, часто вздымаются. Я зарываюсь носом в ложбинку. Здесь Анна пахнет иначе. И тут у нее снова родинка, которую так приятно потрогать языком.

– Как я тебя люблю, Юра! – шепчет она и зажимает свою руку ногами, прячет в промежности.

Для меня это повод спустится ниже, мне не хочется разговаривать про любовь. Сосок я ласкаю ртом, второй – пальцами. Анна дышит так, словно вот-вот потеряет сознание. А я нахожу еще одну родинку у пупка. Здесь кожа настолько гладкая, что так не бывает! Еще ниже появляется шелковый пушок. И новый запах. Девушка высвобождает руку, чтобы отпихнуть мою голову. Я ловлю ртом ее пальцы, тонкие запястья. Они такие маленькие, что, наверное, прозрачные. Эх, будь у меня зрение! На правой руке у нее золотая цепочка, подаренная отцом, я прохожусь под цепочкой языком. Сил спихнуть меня у Анны не хватает, а я достаточно силен, чтобы развести ее ноги плечами так, что она не может их свести. Вялая борьба прекращается, когда я касаюсь ресницами тонкой кожи под пупком, дразню ее так же, как любит делать она. Анна сдается и подставляется моему рту сама. Ее лодыжки такие тонкие, что я пробую сомкнуть пальцы вокруг них. Одна нога взмывает вверх, и я могу поцеловать икру, а вот и вторая. Я выпускаю обе ноги, которые немедленно охватывают мои бедра, теряю равновесие и наваливаюсь на Анну. Она отзывается стоном.

– Моя!

– Кхе-кхе-кхе, – деликатно покашливают у шалаша.

Я нагой вываливаюсь навстречу отцу Даниилу. Видимо, он приветствует меня кивком головы, забывая, что я слеп.

– Любо мне, милки, как вы здесь живете.

– Чем? – удивляюсь я.

– Что девку, князь, ты не стал портить, а лежите рядышком. Прямо как Тристан и Изольда.

Я густо краснею, мы потеряли счет времени, сколько уже живем в шалаше. Месяц? Или больше?

– Обвенчай нас, отче!

– Как? Прямо здесь? Сейчас?

Я слышу смех Савелия.

– Савелий?! Ты нашел нас!

– Ну без батюшки не нашел бы.

– Располагайтесь! – приглашаю я и широко развожу руками. – Сейчас Анна выйдет, согреет нам поесть.

– Все? Жениться раздумал? – веселится Савелий.

Дядька дразнится, у него хорошее настроение.

– Да не, не раздумал, мы любим друг друга. Чего тянуть? – Я тру лицо обеими руками, и спохватываюсь. – Анна Иоанновна – сирота!

– Мм!

– Сейчас нельзя, – встревает отец Даниил. – На Семена приходите.

Я одеваюсь на ощупь, но уверенно. Мы усаживаемся на поваленный ствол. Появляется Анна, здоровается.

– Ладная… – Дядька чуть не поперхнулся простым словом. – Правда, что княжна?

– Правда, – пищит Анна.

Я делюсь с гостями хлебом, спрашиваю:

– Как нашли нас?

– Спроси лучше, зачем?

Батюшка чавкает, глотает жадно. Оголодал, поди.

– Потом спрошу. Сперва ответьте, как? Наверняка вы не одни нас ищете.

– Многие вас ищут, – уклоняется от ответа дядька.

– Это не Савелий, а я вас нашел, он только лесом покороче провел, – хвастается батюшка. – Да несложно вас найти. Зазноба твоя черноголовая – раз, серебром московским за хлеб платит в Усвятах, где отродясь монет таких не видали, – два. А три – вода. На болоте не так много островов с ключами. Сам посуди, долго ли искать пришлось.

Мы молча едим грибную похлебку с хлебом.

– Савелий, а как ты себя чувствуешь? Выздоровел?

– С Божьей помощью! – отвечает за дядьку батюшка и обращается уже к нему: – Можа, это тебя укусила на болоте тварь божия, ядовитая?

– Ага. А жиды в Витебске помогли лекарствами. От твари божьей, – отвечает Савелий, встает и с хрустом потягивается.

– Все! Здоров я! До другого раза! Пойду осмотрюсь окрест.

– Ильиничи и тебя искали, отец Даниил, – говорю я тихо.

Мне приятно толковать со своим духовным отцом по-взрослому.

– Искали, да не нашли. Скит я тут недалече построил. Богу молюсь.

– Сам? Скит? – удивляется Анна.

Она слушает наш разговор и заодно набрасывает мне на плечи холстину.

– Мир не без добрых людей. Селяне окрестные помогают мне. Со мной молятся. И ты, княже, тоже приходи.

– А не боишься? Что сдадут тебя?

– А чего мне бояться? Ближе к Богу стану…

– А меня зачем искал?

– Ты забыл, что князь?

Голос батюшки становится тверже.

– Не забыл, – отвечаю и вскакиваю, как ужаленный той самой тварью божьей.

– А пошто людишек своих бросил? Меж двух огней они теперь, – спокойно продолжает батюшка.

– Рассказывай, – прошу я и возвращаюсь на бревно.

– Что тут рассказывать? Волки совсем распустились, скотину поедом жрут. Селяне на поля выходить боятся, межи пустеют. Людишки к замкам жмутся, а замки твой батька худые строил. Тесно там.