Николай Побережник - Потерянный берег. Рухнувшие надежды. Архипелаг. Бремя выбора [сборник]

– Держи, десантура, это подарок фирмы, бренди отличный, японский.

Юра покосился на меня, я кивнул. После весьма скромного глотка Юра протянул фляжку мне, я поднял ее в сторону Рэмбо и тоже отпил.

– Забирайте, забирайте, с вами приятно иметь дело, а у нас такого пойла хватает. Ладно, время – деньги! Надо ехать.

Рэмбо забрался на броню, и «восьмидесятка», зашуршав колесами по грунтовке и рыча двигателем, скрылась в лесу.

– Ну что, Михайлова снимать? – поинтересовался Юра.

– Кого?

– Группу Потапа.

– А… нет, подождем еще, мало ли. Пусть пока все закрепят хорошо на «Кумаче». – У меня все равно был какой-то адреналиновый зуд, с чего, казалось бы.

Плашкоут с усиленным экипажем отправился домой. Ему предстояло пройти левой протокой, мимо Тортуги, где он заправится и продолжит путь, причем не по привычному морскому пути, а напрямую, мимо множества разбросанных по внутреннему морю мелких островов – бывших вершин и хребтов сопок. К слову, с некоторых пор на нескольких этих островах постепенно начинают селиться малочисленные общины, вдохновившись примером острова Сахарный. Но в основном селятся там, где есть доступ к пресной воде, родникам и ручьям, или роют колодцы, где это возможно.

На «Кумаче» наконец закончились работы по погрузке и закреплению груза на палубе и в трюме, на борт вернулась команда наблюдения, и мы отправились дальше, вверх по течению. В колхозе Ганшина предстоял сложный разговор…

– На одиннадцать часов движение, вижу технику! – доложил наблюдатель с поста на баке, когда мы прошли вверх по течению не более пары километров.

Иваныч сбавил ход до самого малого, покосился на пулемет, а потом сказал мне:

– Глянь-ка, что там.

Припав к биноклю, я несколько удивился – на осыпавшемся берегу, к которому выходила небольшая просека, стоял БТР, рядом с ним на земле лежали два больших снарядных ящика, а у кромки воды стоял Рэмбо и махал нам рукой с радиостанцией.

– Это что за сюрпризы еще? – я посмотрел на Иваныча.

– Может, забыли что загрузить? – пожал он плечами.

– Да вроде все перепроверили, – ответил я и вызвал Юру: – Двадцать второй!

– В канале…

– Боевая тревога! Всем внимательно!

– Принял!

Спустя несколько секунд по палубе побежали бойцы, занимая места в огневых точках, а я, когда «Кумач» поравнялся с осыпавшимся берегом и мы были на удалении метров в шестьдесят, переключил радиостанцию на второй канал и сделал вызов:

– Что хотел?

– Тут вы забыли, забирайте! – сухо ответил мне Рэмбо, забрался на броню, где сидело еще пятеро, и БТР, перескочив пару канав, поехал к просеке и скрылся в лесу.

На ходовой мостик поднялся Юра с «Беркутом» покойного Алексея в руках…

– И как это понять? – спросил он, тоже будучи немало удивлен. – Все же проверили вроде.

– Долго мне тут в течении вытанцовывать? – почему-то рявкнул Иваныч. – Решай, Серега!

– Юра, возьми двоих и подойдите на шлюпе, гляньте, что там мы забыли.

– Шлюпку на воду! – скомандовал Иваныч по громкой.

Шлюпка – громко сказано. В качестве одного из спассредств и для десантирования на неподготовленный берег на «Кумаче» находилась алюминиевая легкая моторная лодка, классическая «Казанка». Боцманская команда шустро зацепила «паука» к гаку кранбалки, десант погрузился в лодку и ее аккуратно спустили на воду. Я внимательно следил за берегом, осматривая кустарник и плотные заросли, пока десант направлялся к берегу, отчего-то стало тревожно…

Лодка ткнулась в глинистый берег, бойцы высыпали на сушу и, прикрывая друг друга, рассредоточились. Я наблюдал в бинокль, как Юра осторожно подошел к двум ящикам, он почему-то поморщился, присев на колено у одного из них, открыл замки и осторожно приподнял крышку, проверяя рукой, убедившись в безопасности, Юра распахнул крышку и… замер.

– Что там? – я не мог разглядеть в бинокль содержимое, но лицо Юры…

– Тут «двухсотый»… наш «двухсотый», – ответил Юра и без проверки быстро открыл замки у второго ящика и откинул крышку. – Да, Николаич, это наша разведка.

Я не смог узнать голоса Юра, а у самого такой ледяной холод по всему телу волной прокатился.

Это были наши ребята, те самые разведчики, которых я отправил вести наблюдение за продавцами оружия. Их тела, чтобы поместить в ящики, частично расчленили, отрубив ноги, фиолетовые, распухшие лица было тяжело узнать.

– Салимову из крупняка досталось… – сказал Юра, когда ящики уже подняли на борт и мы, обступив их, стояли на юте. – Хоть не мучился, и радиостанция у него на спине была, вон как размолотило… А Дашкова пытали, все пальцы расплющены.

Двое из нашего скорбного круга метнулись к бортам, освобождая желудки, а я, с трудом удерживая подкатывающую к горлу тошноту, сказал в рацию:

– Иваныч, ищи место для швартовки, надо похоронить ребят.

– Понял, – с металлом в голосе ответил Иваныч.

– Что думаешь делать, Николаич? – спросил Юра, и все присутствующие подняли на меня взгляд.

– Для начала похороним ребят, потом все по плану – к Ганшину, затем домой, – ответил я, хотя прекрасно понял, о чем речь.

– То есть утремся? – пробасил один из бойцов Юры.

Я ничего не ответил, молча постоял еще какое-то время, глядя на тела наших разведчиков, а потом сказал:

– Юра, готовьтесь похоронить ребят, инструмент у боцмана, – я похлопал по плечу Василия. – Пошли к тебе.

У Василия в радиорубке я задержался. Сначала на Сахарный была отправлена радиограмма по закрытому каналу следующего содержания: «Всем службам, усилить меры безопасности, увеличить частоту морских патрулей. Объявляется военное положение ввиду открывшихся обстоятельств, мобсоставу находиться в постоянной боевой готовности. Торговые и пассажирские рейсы временно приостановить». Потом мы с Василием и присоединившимся к нам Юрой около часа восстанавливали путь наших погибших разведчиков на карте, отмечали ориентиры, чтобы иметь хоть примерное представление о месте, где находится база торговцев оружием.

После того как похоронили ребят на каменистом берегу, рядом с которым Иваныч нашел возможность пришвартоваться, устроили поминальный обед. Мало кто разговаривал, все обдумывали произошедшее, только лица, наполненные скорбью, и сжатые кулаки говорили о том, что происходит внутри у каждого. Затем «Кумач» снова отправился в путь, и уже в сумерках мы швартовались на пристанях колхоза в верховьях Новой, со швартовочными местами тут все было очень скромно, и «Кумач» прилип бортом к «Альбатросу». Последние два часа пути я дремал на откидном стуле в ходовой рубке, иногда слушая матерные тирады Иваныча по поводу сужения русла и количества мелей.

– Утром, если нужда будет, пришвартуемся нормально, – сказал Иваныч и сообщил по громкой: – Экипаж, вахтенным занять места в боевых постах, десантной группе выставить караулы, остальным ужин и отбой!