Алекс Кейн - Хроники вечной жизни. Проклятый дар

Благополучно миновав приграничную заставу, летом 1601 года Димитрий оказался в Литве. Он направился в глубь Речи Посполитой, рассчитывая примкнуть к свите или войску какого-нибудь знатного шляхтича, которого могла бы заинтересовать история царевича.

Но это оказалось сложнее, чем он предполагал. Раньше в Польше он считался вельможей, дядюшкой короля, и все двери для него были открыты. А как свести дружбу с панами, если ты бедный безвестный юнец? Очень скоро Димитрий понял, что не только сблизиться, но даже познакомиться с каким-нибудь шляхтичем будет трудной задачей. Сообразив, что о присоединении к чьему-либо войску мечтать не приходится, он решил поступить в услужение к богатому пану.

Поначалу он направился в Оршу, надеясь найти работу у владельца своего прежнего замка. Но оказалось, что Ян-Станислав Ваповский, которому он, еще будучи Франсуа, завещал все земли, продал их короне, и в Оршанском замке никто теперь не жил. Еще несколько недель Димитрий потратил, чтобы найти работу где-то в округе, но безуспешно. Приближались холода, и он отправился на юг.

Останавливаясь в тавернах и на постоялых дворах, он заводил бесчисленные знакомства, но все они были бесполезны, пока наконец в начале зимы не встретил пухлого, болтливого человека по имени Демид Голун. Тот служил подчашим у воеводы киевского, которым, по иронии судьбы, оказался князь Константин, дядя и опекун Эльжбеты Острожской. Узнав, что Димитрий ищет место, Демид пригласил его помощником. Тот, не раздумывая, согласился: кроме корыстного интереса, ему было любопытно посмотреть на дядюшку своей несостоявшейся жены. Вместе с новым знакомым он отправился в Острог, где в родовом замке жил князь.

Острожский замок оказался небольшим, но крепким. Возведенный на холме, он был окружен толстой зубчатой стеной с четырьмя башнями и донжоном. По всему периметру в стенах виднелись бойницы, из которых торчали пушечные стволы. Сам замок был трехуровневый, на нижнем, подземном, хранились боеприпасы, лошадиные сбруи, продовольствие, запасы вина, в одной из комнаток из земли бил родник. Средний уровень был отдан под хозяйскую трапезную и гостевой зал, а на верхнем находились жилые комнаты. Рядом с замком возвышалась кирпичная Богоявленская церковь – князь Острожский был православным. Среди прочих построек была и типография, в которой двадцать лет назад приглашенный князем дукарь [35] Устаревшее название книгопечатника. Иван Федоров напечатал первую русскую Библию.

Князь Константин оказался дородным стариком лет семидесяти пяти. Вид его разбередил в душе Димитрия давно зажившую рану. Он ходил по коридорам замка и думал, что когда-то здесь жила княгиня. Впрочем, он ни о чем не сожалел: не умри тогда Эльжбета, вряд ли он мог бы сейчас претендовать на московский престол.

Да и тосковать по ней Димитрий не мог: вся жизнь в теле Франсуа, словно подернутая легкой дымкой, казалась ему теперь далекой и ненастоящей. Господи, как давно это было, да и было ли?

В обязанности Демида входил выбор вин и медовухи, он пробовал каждый напиток и после этого подносил его князю. В ведение Димитрия он отдал винные погреба. С утра до вечера царевич принимал пузатые деревянные бочонки с вином, маркировал их, раскладывал по полкам, а когда Демид присылал список напитков к обеду, тащил их в трапезную и переливал из бочонков в большие золоченые емкости. Хозяина он видел лишь издалека и никогда с ним не общался, но это его не смущало: Димитрий верил в свою счастливую звезду и в то, что рано или поздно ему представится случай открыть свою тайну князю.

Через полгода так и случилось: Демид занемог и попросил Димитрия подменить его на время болезни. Царевич, одетый в богатую ливрею, торжественно встал рядом с золоченой купелью, держа в руке чашу и внимательно глядя на распорядителя трапезы.

В этот вечер князь ужинал один. По знаку дворецкого Димитрий поднес к столу чашу с вином и осторожно перелил его в кубок. Пан Острожский пригубил вина, даже не взглянув на подчашего. Димитрий вернулся на свое место.

Через несколько минут дворецкий-распорядитель снова подал знак, и юноша направился к князю. Но, не дойдя до него пары шагов, споткнулся, и хотя и удержался на ногах, но пролил наполненную чашу на нарядный камзол пана Константина.

Князь, с ног до головы облитый вином, вскочил и в ярости залепил Димитрию пощечину.

– Да что ж ты делаешь, неуклюжая бестолочь! – заорал Острожский. – Вон отсюда!

Кровь бросилась юноше в лицо, но он сдержал свой гнев и лишь горько заметил:

– Если б его светлость ведал, на кого поднял руку, то жалел бы об этом до конца своих дней.

Константин удивленно отпрянул и с усмешкой спросил:

– И кто же ты, подчаший?

Димитрий расправил плечи, вскинул голову и торжественно ответил:

– Так знай же, князь, что за столом тебе прислуживал сам царевич московский Димитрий, сын Иоаннов!

С этими словами он расстегнул пуговицы ливреи и продемонстрировал висящий на груди крест. Константин, изумленно хлопая глазами, долго смотрел на него. Было заметно, что богатый крест и гордый вид подчашего произвели впечатление. Но пан был человеком осторожным, потому, поколебавшись, сказал:

– Мне неведомо, царевич ты или нет, и узнать правду я не способен. А потому прошу тебя – покинь мои владения, кем бы ты ни был. Как пришел, так и уходи.

Пришлось Димитрию искать другого покровителя. Невозможно описать, как он был разочарован реакцией князя Острожского. Царевичу казалось, что стоит лишь открыться какому-нибудь знатному пану, как он, Димитрий, тут же получит и почет, и помощь. Но он ошибся. «Что ж, придется начинать сызнова. Только не отчаиваться! Я непременно найду того, кто даст мне войско и поможет отобрать у Бориса московский престол!»

И Димитрий снова отправился в путь. Помотавшись несколько месяцев, он оказался в литовском городке Брагин, и тут ему улыбнулась удача: он смог устроиться сокольничим к князю Адаму Вишневецкому, владельцу этих мест. Поскольку юноша прекрасно ездил верхом и в своей прошлой жизни не раз принимал участие в королевской охоте, выполнять эту работу для него не составляло труда. В его ведении находился Соколиный двор, где разводились кречеты, соколы и ястребы. Наравне с девятью другими сокольничими Димитрий кормил птиц, ухаживал за ними, обучал их. На княжескую охоту брались чаще всего соколы, с красотой полета которых другие птицы соперничать не могли.

Охоту князь Вишневецкий любил, и царевичу часто доводилось его видеть. Он был высок, широкоплеч, лет тридцати пяти, с коротко стриженными волосами и лихо закрученными усами.

Пан Адам, в свою очередь, приметил молодого сокольничего: тот держал себя почтительно, но с достоинством, без подобострастия и угодничества. «Ему бы самому князем быть», – не раз думал Вишневецкий, глядя на гордую осанку юноши.