Алекс Кейн - Хроники вечной жизни. Проклятый дар

Несмотря на частые встречи с паном Адамом, возможности открыться ему все не представлялось. Время шло, со дня отъезда Димитрия из монастыря минуло два года, а он ни на шаг не приблизился к своей цели. Устав ждать счастливого случая, царевич решил действовать сам.

В августе 1603 года княжеского духовника позвали к умирающему слуге. Войдя в прохладную комнату, которая располагалась в подвале Брагинского замка, он увидел лежащего на кровати бледного юношу. Священник осторожно подошел и сел на стоящий рядом с постелью стул.

Наблюдая за ним из-под ресниц, Димитрий мысленно улыбнулся: «Какое горестное выражение лица… Он меня жалеет. Не зря я двое суток не ел и не спал, выгляжу хуже некуда».

Он открыл глаза и тихо заговорил:

– Похоже, отец, пришел мой смертный час. Я хотел бы покаяться в своих грехах.

– Говори, сын мой.

– Я называл себя ложным именем и всю жизнь вынужден был скрываться. Меня зовут не Иван Прохоров. Я – Димитрий, сын царя московского Иоанна. Дядья мои и братья Романовы обманом заменили меня похожим мальчиком, который и был убит. И грех этот, батюшка, мучает меня всю жизнь.

Димитрий говорил долго, и хотя голос его был слаб и часто прерывался, история казалась весьма убедительной. Закончив свой рассказ, он добавил:

– Прошу тебя, отец, исполни мою просьбу: в изголовье моей постели спрятаны бумаги, передай их князю, когда я умру. Пусть убедится, что слова мои правдивы, и похоронит меня с почестями, достойными особы царской крови. Коли не дал мне Господь жить в соответствии с моим положением, так пусть хоть после смерти получу я то, чего достоин.

Ошарашенный духовник пробормотал приличествующие случаю слова, покинул «умирающего» и тут же направился к князю Вишневецкому.

Пан Адам был человеком умным и проницательным, а потому не спешил верить в рассказ сокольничего. Но не мог не вспомнить: он сам, глядя на юношу, не раз думал, что держится тот достойнее многих знатных особ. Живя на границе Московии, Вишневецкий знал о слухах про выжившего царевича, слышал и о том, что Романовы по надуманной причине были сосланы. Сложив все воедино, он решил, что по меньшей мере история эта заслуживает внимания, и отправил к Димитрию лакея с заданием незаметно вытащить бумаги. Другого слугу он послал за лекарем.

Царевич лежал, повернувшись к стене, когда дверь тихонько приоткрылась. Он замер, притворившись спящим. Через несколько мгновений он почувствовал, как чья-то рука осторожно обыскивает изголовье кровати. «Сработало!»

Внимательно изучив бумаги, составленные и подписанные Нагими и Романовыми, пан Адам тотчас велел привести лекаря, который к тому времени уже успел осмотреть «больного». Едва тот зашел в комнату, князь поднялся ему навстречу:

– Вы уже побывали у него, пан доктор? Что с ним?

– Лихорадка, немочь и сильная усталость, ваша светлость, – с поклоном ответил эскулап.

– Прошу вас, заклинаю, не дайте ему умереть! – воскликнул пан Адам. – Просите любую награду, лишь бы он остался жив.

– Непременно, ваша светлость. Конечно, все в руках Господа, но я сделаю все, что смогу.

Лекарь покинул пана Адама в приподнятом настроении. Он прекрасно понимал, что Димитрий отнюдь не при смерти и поставить его на ноги будет несложно. «Я теперь богатый человек!»

Едва Димитрий увидел эскулапа, то сразу понял, что вслед за ним появится и князь. Так и случилось: вечером пан Адам уже сидел рядом с его кроватью, пытливо глядя на «больного».

– Я должен покаяться перед вами, – начал князь, – я приказал похитить ваши бумаги, пока вы спали. Простите мою дерзость, но важность известия, дошедшего до меня, перевесила доводы совести.

Царевич слегка улыбнулся:

– Я понимаю вас, пан Вишневецкий. Не каждый день мертвецы встают из гроба.

– Вот именно. Полагаю, вам понятна и моя растерянность. Ныне я даже не знаю, как к вам обращаться.

– Зовите меня Димитрием Иоанновичем или просто паном Димитрием. Я скоро предстану пред Господом, поэтому смысла скрываться больше нет.

– Что вы, пан, что вы, – замахал руками князь, – поверьте, вы поправитесь, обещаю. Я понимаю, сейчас вы устали, и мучить вас не буду, позвольте лишь один вопрос: в бумагах вашей… эм-м… Марии Нагой упоминается некий крест как порука вашего высокого положения…

Димитрий развязал ворот рубахи:

– Вот он, пан Вишневецкий, прошу взглянуть.

Князь помог юноше снять с шеи тяжелый наперсный крест, подошел к стоящей на столе свече и замер, любуясь мерцающими драгоценностями. Вещица явно произвела на него впечатление.

– Да-а, такой крест достоин царевича московского. Как же случилось, что вы… пан Димитрий, сумели спастись?

Снова пересказав уже ставшую привычной историю, Димитрий устало откинулся на подушку. Заметив это, князь виновато сказал:

– Ох, вы утомились, простите великодушно. Я тотчас ухожу, отдыхайте, но сегодня же прикажу перевести вас в мои покои.

И на цыпочках вышел из комнаты.

Димитрию понадобилось несколько дней, чтобы «выздороветь». Он отоспался, наелся и теперь чувствовал себя превосходно. Счастливый лекарь доложил князю, что опасность миновала, получил щедрое вознаграждение и благополучно отбыл. А пан Адам связался со своими родичами, кузеном Михаилом и троюродным братом Константином, и вскоре царевич, сидя за накрытым столом, беседовал со всеми троими.

– Пан Димитрий, – осторожно начал хозяин, – теперь, когда вы здоровы, не могли бы мы поговорить о наших планах?

Недоуменно посмотрев на него, Димитрий старательно делал вид, что не понимает, о чем идет речь.

– Видите ли, пан, – вмешался Михаил, худощавый шляхтич с усами и казацким чубом на лысой голове, – мы полагаем, что вам нет нужды таиться. Напротив, вам следует занять престол московский, а мы вам в этом поможем.

«Вот оно, начинается», – с ликованием подумал Димитрий, а вслух сказал:

– Трон отца принадлежит мне по праву, да, но откуда взять силу, чтобы вырвать его из рук Годунова?

– Мы поможем вам, Димитрий Иоаннович, – произнес Константин, гордого вида пан лет сорока.

– Позвольте мне спросить, панове: что сейчас происходит на Руси? Уже больше двух лет минуло, как я оттуда уехал. Будут ли мне люди рады?

Пан Михаил нахмурился:

– В государстве твоем, царевич, дела идут худо. Голод в Московии невиданный. Прошлым и позапрошлым летом беспрерывно лили дожди, урожаи погибли на корню, и вот уже третий год происходят голодные бунты. Едят кошек, собак, по улицам московским ползают и щиплют траву, ровно скот. Народ шепчет, что это наказание Господне за то, что выбрали в цари убийцу Димитрия.

– Что ж, это нам на руку, – кивнул Адам. – Они будут рады, что «природный» царь вернулся, и поддержат вас.