Алекс Кейн - Хроники вечной жизни. Проклятый дар

Первое большое сражение произошло у Новгород-Северского, который Димитрий осадил и несколько раз безуспешно пытался штурмовать. В городе с полуторатысячной московской дружиной заперся воевода Петр Басманов, и за три попытки штурма царевич потерял более сотни человек. Хотя к его рати присоединялись все новые и новые отряды, теперь уже из русских городов, но все же потери были ощутимы. Вскоре положение стало еще тяжелее, лазутчики Димитрия донесли, что на помощь Басманову идет сорокатысячное войско князя Федора Мстиславского и оно уже близко.

Димитрий не хотел ввязываться в бой, он понимал – по обе стороны теперь воюют преимущественно его подданные, но выбора у него не было. Царское войско подоспело к середине декабря, и через два дня неподалеку от Новгород-Северского состоялось сражение.

Под звуки труб, с развевающимися знаменами устремилось войско Димитрия на противника. Царевич лично возглавил атаку польской кавалерии. Размахивая саблей, он скакал впереди роты гусар и выкрикивал то ли команды, то ли воодушевляющие призывы:

– Вперед!

– Сомкнуть ряды!

– Пики к бою!

По рядам войска Мстиславского пронесся шепот:

– Царевич!

– Это сам Димитрий!

– Какой отчаянный!

Кавалерия с налета ударила в правый фланг царских войск, стремясь прорваться в тыл противника. Русские, многие из которых не желали воевать с царевичем, дрогнули. Удар подоспевших казаков и польской пехоты заставил войско Мстиславского отступить, а затем и побежать. Гусары бросились было в погоню, но Димитрий скомандовал:

– Стоять!

Станислав Мнишек, скакавший рядом, прокричал:

– Почему, пан Димитрий? Мы сейчас их всех перережем.

– Не сметь! – воскликнул царевич, взмахнув саблей и едва не задев Мнишека. – Это мои подданные! Вели трубить отбой!

Петр Федорович Басманов, окольничий лет тридцати пяти, сидел за ужином в своих палатах, в самом сердце Новгород-Северского. В дверь постучали, и вошел Жак Маржерет, французский капитан, пятый год командовавший отрядом иностранных наемников царя Бориса.

– Ну что там? – нетерпеливо спросил Басманов.

– Весь вечер наблюдаем со стен за полем боя, сударь.

– Так ведь бой давно кончился? – удивился окольничий. – Эх, жаль, не успели как следует в тыл самозванцу ударить. Только вышли – а тут Мстиславский и побежал.

– Не хотят они, сударь, против природного государя выступать, – наставительно сказал Маржерет.

– Эва, сказанул… природного. Да самозванец он, и не говори мне иного, не поверю. Так что там на поле боя?

– Димитрий там. Ходит меж тел поверженных, плачет. Привел с собой попов из Чернигова и Путивля, отпевают.

– Вольно ж ему плакать, у него небось половина войска полегла.

Маржерет покачал головой:

– О наших плачет, о наших… то есть о ваших. О русских, в общем.

Брови Басманова поползли вверх.

– Не пойму я тебя что-то. Да ты толком говори.

– А чего ж неясного? – пожал плечами француз. – Природный государь оплакивает своих почивших подданных.

Окольничий задумчиво уставился в окно. «А может, лжет про него Борис? Может, он и вправду сын Иоаннов?» Он встал и самолично отправился на стену.

Несмотря на победу в битве, взять Новгород-Северский Димитрию не удалось. Когда было закончено погребение убитых, он вызвал князя Шаховского, захваченного в Чернигове, и спросил:

– Кто обороняет город?

– Окольничий Петр Басманов, государь.

– Прекрасный воин, как я погляжу, умелый и преданный. Сделайте все, князь, чтобы переманить его на нашу сторону.

– Слушаюсь, государь.

Шаховской поклонился и вышел.

Провиант кончался, стоять лагерем под стенами Новгород-Северского больше не было возможности, и царевич двинулся дальше, оставив непокорный город позади.

В начале января войско покинули пан Мнишек с сыном, торопившиеся в Краков на сейм. Будущий тесть клятвенно обещал Димитрию защищать на сейме его интересы и собрать для него дополнительные войска. В ответ царевич выбрал самые дорогие трофеи и передал в подарок Марине.

Между тем все новые города сдавались Димитрию без боя: один за другим ему присягнули Рыльск, Оскол, Царев-Борисов, Белгород, Елец, Кромы, Воронеж. «Моя власть растет, – с восторгом думал он, – мне уже подчинилась территория размером с Францию!»

Дав войску передохнуть, царевич двинулся к Москве.

Видя, что Димитрий направился дальше, Петр Басманов счел возможным вернуться в столицу, куда давно звал его Годунов.

Царь прислал за Басмановым собственные сани, а на въезде в Москву его встретили самые знатные бояре и, непрестанно восхищаясь героической защитой Новгород-Северского, проводили к Борису. Тот осыпал своего любимца милостями, наградил деньгами и возвел в чин думного боярина.

– Надеюсь на тебя, Петр Федорович, – говорил Годунов. – Уж ты-то, знаю, душу изменой не опоганишь.

Басманову приходилось нелегко. Конечно, он защитил Новгород-Северский и сохранил верность царю, но сомнение поселилось в его душе с того самого вечера, когда он увидел скорбящего о погибших воинах Димитрия. В руке он держал факел, и со стены Басманов его хорошо видел. Горе его было неподдельно, он ходил между трупами, наклоняясь к ним, подолгу вглядываясь в лица, и не стеснялся своих слез. А когда заметил, что один из лежащих ратников шевельнулся, радость его была безгранична. «Нет, так притворяться нельзя, – думал окольничий, – да и зачем? Самозванцу это просто в голову не придет». Душа Басманова разрывалась надвое.

В конце января неподалеку от Брянска дорогу Димитрию преградило войско Бориса. Это были те самые воины Мстиславского, которым он позволил бежать под Новгород-Северским, усиленные тридцатью тысячами ратников, собранных в Москве и прибывших сюда под началом Василия Шуйского, того самого, который когда-то задумал убийство восьмилетнего царевича.

В этом сражении у Димитрия не было шансов. Против его пятнадцати тысяч Борис Годунов выставил семидесятитысячную рать, благословленную на битву самим патриархом. Но царевич, гонимый вперед отчаянной жаждой власти и уверенностью в своей неуязвимости, все-таки принял бой.

Поначалу казалось, что удача сопутствует Димитрию. С бесконечной храбростью, граничащей с безумием, он повел в атаку три тысячи всадников, за которыми следовали конные казаки и пехота. Кавалерия ударила по конникам царя, и те дрогнули, смешались и бросились врассыпную. Воодушевленный успехом, Димитрий поскакал навстречу московским пехотным полкам. Но когда всадники приблизились, войска Шуйского ударили по ним из сорока пушек и нескольких тысяч ружей. Половина нападавших пала после первого же залпа, остальные запаниковали и кинулись назад. Напрасно Димитрий метался среди гусар, призывая их атаковать, его кавалерия в страхе отступила, на полном ходу смяв шедших позади них казаков. Вслед за ними неслась царская конница, на скаку рубя головы пытавшимся спастись воинам Димитрия.